"Евгений Пермяк. Горбатый медведь. Книга 2" - читать интересную книгу автора

находившийся там же, в коридоре Смольного, назвал крейсер "Аврору".
У Маврикия готово выскочить сердце. Нигде не обходится без мильвенцев.
Он вспомнил, что на бескозырке мужа старшей дочери Кумынина Василия
Токмакова было написано "АВРОРА". Не может же быть какая-то другая "Аврора".
Было уже очень поздно, когда Сима Лопухин дернул Маврика за рукав и,
волнуясь, сказал:
- Смотри, смотри... Владимир Ильич...
Маврикий увидел Ленина в спину, но все равно узнал и... И все смолкло
для него. Все куда-то кануло. Он видел только уходящего Ленина. Нестерпимо
хотелось крикнуть: "С приездом, дорогой Владимир Ильич..." Но что-то,
какие-то мускулы так сжали его горло, что Маврикий сумел выдохнуть только
одно слово:
- Наконец-то...
Не услышав сказанного им, он снова оказался в море людей, в море шумном
и волнующемся.
Владимир Ильич уходил дальше и дальше, куда-то в глубь коридора. За ним
замыкалась толпа, как бурлящая вода за кораблем. Толлин снова ушел в свои
мысли, не слыша и не видя окружающих.
Если Владимир Ильич здесь - значит, все страшное позади. Значит,
настает такое время, когда люди будут жить в мире и дружбе. Как братья. Как
Санчик, Ильюша и он - Маврикий Толлин. И наступит царство труда. Социализм.
Наступит сразу же. Не позднее того месяца. Ноября. В это он свято верил. И
ничто не могло поколебать эту веру и помешать его торопливому романтическому
воображению видеть и ощущать всем своим существом этот мир труда, мир
равных.
Он не мог, да и не захотел допустить, что революции, которая уже
началась в эти октябрьские дни, нужно будет пройти через тяжелейшие годы,
преодолеть чудовищное сопротивление извне и внутри страны.
В его пылкой душе и наивно-восторженном мышлении не могла появиться
даже тень сомнения: а не ошибается ли он, не слишком ли упрощенно-радужно
рисует себе картину переустройства жизни? И уж конечно ему невозможно было
предвидеть, что за это упрощенное видение ему придется очень дорого
заплатить.
А пока он счастлив, окрашивая окружающее в розовые и голубые цвета. И
он совершенно убежден, что теперь будет все не просто хорошо, а изумительно
хорошо и никакая тучка не омрачит безоблачное благополучие.
Придя в себя, Маврикий снова услышал шум. Может быть, он не умолкал.
Маврикий опять слышал обрывки фраз. И из этих обрывков можно было понять,
что восстание уже давно началось. Уже взяты Центральный телеграф, вокзалы и
банк.
Это очень хорошо, что взяты вокзалы и банк. Керенский, значит, не
удерет по железной дороге и не украдет из банка деньги. Неплохо бы сейчас
Маврикию тоже участвовать в каком-нибудь взятии. Но разве возможно нарушить
слово, данное Ивану Макаровичу.
Как хочется спать и как это глупо. Ведь можно проспать все. И Маврик
проспал, если не все, то многое.
Они прикорнули с Симой на дровах в теплой комнатушке, где стояли
кипятильники. Его разбудили слова молитвы.
- Слава тебе, пресвятая богородица, слава тебе, - молилась пожилая
женщина, которая пустила молодых людей прилечь на дрова. - Тартар им и