"Лео Перуц. Ночью под каменным мостом [И]" - читать интересную книгу автора

уколами сначала по дорожке, потом по газону - и так до самого водного
действа. При этом он хладнокровно осведомлялся о том, не холодно ли молодому
графу и когда он в последний раз видел своего кузена, полковника Франца
Коллальто. С такими прибаутками он дважды прогнал своего противника вокруг
бассейна, и тут-то дело было кончено. Граф Коллальто очутился в ситуации,
когда невозможно стало ни защищаться, ни отступать: он повис на краю
бассейна, опрокинувшись туловищем через бордюр, с прильнувшей к его груди
шпагой барона.
- Теперь я мог бы легко и со спокойной совестью, - размышлял вслух
барон, - пропустить свой клинок сквозь тело господина. Это для меня было бы
не труднее, чем осушить стакан вина. Тогда господин распростился бы со всеми
печалями этого бренного мира...
Коллальто молчал. От струй фонтана на его лицо летели холодные брызги.
Но главное было то, что после этих слов его сковал липкий страх, какого он
до того ни разу не испытывал во время поединков.
- Что думает господин о людском милосердии? Ему ни разу не говорили о
том, сколь угодно оно всемогущему Богу и какое грядущее богатство
приобретает себе тот, кто творит его?
- Если господин оставит мне жизнь, - трясясь от страха, прошелестел
Коллальто, - то он на все времена найдет во мне верного друга.
Барон издал резкий презрительный свист.
- Я не искал вашей дружбы, - заявил он. - Она не нужна мне, и я не
знаю, что мне с ней делать!
В это мгновение Коллальто услышал приглушенные звуки флейты, скрипки и
легкие удары барабана. Тихая музыка неслась откуда-то ил-за кустов,
приближаясь с каждой секундой. К своему удивлению, граф узнал вступление к
сарабанде.
- Вероятно, господин гораздо искуснее в танце, нежели на шпагах, -
продолжал барон, улыбаясь. - Фехтуя, господин проспорил мне свою жизнь;
танцуя, он может выкупить ее у меня.
- Танцуя? - переспросил Коллальто, и ему вдруг показалось, будто все
это - голос барона, плеск фонтана, острие шпаги у сердца и музыка,
звучавшая уже совсем близко, - было только страшным сном.
- Вот именно, танцуя. Если господин хочет сохранить свою жизнь, он
будет танцевать, - сказал барон, и сабельный шрам у него на лбу вновь
покраснел. - Господин сделал так, что юная дама смеялась надо мной. Теперь
смеяться буду я.
Он отступил на полшага, и Коллальто смог выпрямиться. Он увидел, что
теперь за спиной у барона стояли не только факельщики, но еще пять одетых в
ливреи хорватов. Трое из них были музыкантами, а двое - здоровенные,
устрашающего вида верзилы - держали в руках мушкеты.
- Господин будет танцевать от сего часа и до светлого утра, -
прозвучал голос барона. - Через все улицы Праги придется проплясать ему. Я
не советую ему уставать, ибо стоит ему остановиться, как в теле его будет
сидеть две пули. Если господину это не подходит, он волен отказаться. Ну
как? Или господин думает, что я намерен ждать?!
Два стрелка-хорвата вскинули мушкеты, музыканты заиграли, и граф
Коллальто, подгоняемый смертным ужасом, принялся отплясывать сарабанду.
Это было удивительное шествие, и двигалось оно по всем улицам и
площадям ночной Праги. Во главе вышагивали факельщики, за ними - музыканты