"Лео Перуц. Ночи под каменным мостом. Снег святого Петра" - читать интересную книгу автора

на сырой земле стояла чашка с яблочным муссом. Вокруг царила тишина и
непроглядная тьма - ни травинка не шевелилась, ни звездочка не проглядывала
из-за облаков. И пока они сидели и ждали, страх вновь напал на них, и
Коппель-Медведь, будучи не в силах больше выносить тишину, начал говорить
вслух сам с собой:
- Эх, сейчас бы хоть грошовую свечку! - сказал он. - Я не хочу больше
сидеть во тьме. Ведь должна быть полная луна, а я ее не вижу. А может быть,
уже пропел петух и луна закатилась? Лучше бы нам сейчас сидеть дома за
печкой. От земли так и несет холодом, он лезет мне под куртку, что тать в
ночи. Екеле-дурень, я думаю, ты тоже замерз, - вон как дрожишь! Тут под
землей не одна сотня комнат, и все они хорошо устроены, ни окон, ни дверей.
Мороз в них не заберется и голод тоже, обоим придется снаружи остаться, век
друг за другом гоняться. Стар и млад, беден и богат - под землей все на один
лад...
Последнее слово застряло у него в горле, так как в этот момент перед
ним предстало озаренное белым светом дитя. Маленькая Блюмочка взяла в ручки
серебряную чашку.
- Блюмочка-цветик[5]! - сдавленным голосом воскликнул Екеле. - Ах,
подожди, что же ты уходишь! Разве ты не узнаешь меня? Это же я,
Екеле-дурачок, а рядом со мной сидит Коппель-Медведь. Помнишь, как ты
прыгала и танцевала, когда я играл на скрипке у вас на улице? И как
хохотала, когда Коппель бегал на четвереньках и выделывал свои штуки?
- Все это, - сказало дитя, - было и прошло, потому что все это было
только на время. А теперь я вошла в истину и вечность, где нет ни времени,
ни страстей!
Серебряная чашка выскользнула у нее из рук и упала на землю. Дитя
повернулось и хотело уйти к своим спутникам, но тут Екеле вспомнил наказ
рабби, крепко схватил подол детской рубашечки и воскликнул:
- Во имя Того, кто есть Начало и Конец, заклинаю тебя: скажи и укажи,
за чьи грехи в наш город вступила злая смерть?
Всего лишь мгновение длилась тишина. Всего лишь мгновение ребенок
неподвижно всматривался в темноту у них над головами - туда, где над
могилами, невидимый взору живущих, парил Божий ангел, хранитель детских душ.
Потом дитя произнесло:
- Ангел Божий сказал, слуга Господа изрек: это случилось за грех
Моавов, в котором пребывает одна из дщерей ваших. И Он, Вечный, видел это, и
Он, Вечный, карает вас так, как Он покарал племя Моава!
Тут Екеле отпустил подол рубашки, и дитя, словно подхваченное внезапным
порывом ветра, взмыло ввысь. Очень скоро оно скрылось из виду, а потом
померкло и белое мерцание за темными зарослями бузины. А Коппель с Екеле
вышли за ворота кладбища и отправились в дом высокого рабби, где и передали
ему все, что слышали.
Едва забрезжило утро, как рабби послал своих вестников в каждый дом
еврейского города. Он созывал общину в дом Божий, и тот, кто мог ходить,
пришел, и никто не остался дома. И когда все собрались, он поднялся на три
гранитные ступени, и под его темным плащом был белый смертный саван, а над
головою развевалось знамя, на котором было начертано: "Господь Саваоф
наполняет весь мир своим величием".
И сразу все вокруг стихло. Высокий рабби начал говорить. Он сказал, что
среди них есть женщина, живущая в грехе супружеской измены, и подобна она