"Лео Перуц. Парикмахер Тюрлюпэн " - читать интересную книгу автора

раз. И чем дольше он стоял, тем яснее становилось ему, что вида этого здания
он никогда не забывал, что призрачно и смутно хранил его в своей памяти на
протяжении долгих лет. И на мгновение мелькнуло перед ним поблекшее
воспоминание далекого детства: он сидит рядом с мужчиною, глядящим строго и
гордо, со своим отцом, в обитой красным бархатом карете и едет в церковь по
заснеженной площади.
Где-то на колокольне пробило одиннадцать часов. Ему почудилось, будто
как раз в этот миг должно открыться одно из освещенных окон, и узкая белая
рука должна сделать знак ему, чтобы он вошел. Он выпрямился. Время звало
его. Медленно прошел он через площадь, медленно поднялся на каменное
крыльцо. Затем дважды постучал в ворота отцовского дома.


* * *

Послышались голоса. Задребезжали ключи, с визгом повернулась дверь на
петлях. Свет фонаря озарил лицо Тюрлюпэна, два лакея преградили ему дорогу.
- Ваше имя, сударь?
- Я назову его герцогине, - сказал Тюрлюпэн. Луч скользнул сверху вниз,
от его белой пряди до заплатанных башмаков.
- Чем желаете вы служить ее светлости? - спросил человек с фонарем.
- Это ее светлость услышит от меня, - сказал гордо Тюрлюпэн, не
сомневаясь, что слова эти окажут должное действие.
- Какая наглость! - послышался звонкий юношеский голос изнутри дома.
Это не один ли из тех, кого мы ждем! Наверное, это кто-то из его клевретов!
В палки его! Гоните его вон, и пусть он передаст пославшему его...
Тюрлюпэна ударили палкой по плечу, по руке, от толчка в грудь он
попятился назад. Двери с треском захлопнулись. В отчаянии, вне себя от стыда
и негодования, стоял Тюрлюпэн во мраке.
- Меня не пустили к ней! - шептал он придушенным голосом. - Эти подлецы
слуги отколотили меня. Где мой плащ? О проклятые черти лакеи! Палочные
удары! Но это им даром не пройдет.
Слезы выступили у него на глаза. Горько и громко расхохотался он,
подумав о том, как нелепа судьба: там, наверху, идет праздник, а он,
подлинный герцог де Лаван, стоит под дождем и смотрит на освещенные окна.
- Она не допускает меня к себе, - шептал он, ожесточившись. - Она
боится еще раз увидеть меня. Я должен блюсти эту тайну. Должен оставаться
Тюрлюпэном. Хорошо, но ведь у нее мой портрет, и я хочу иметь ее портрет. На
это я имею право, а большего я не требую.
Он призадумался. Днем было, очевидно, нетрудно проникнуть в этот дом.
Куча челяди, должно быть, все время входит и выходит в двери. Стало быть,
завтра, а до тех пор надо ждать. Но где? Тюрлюпэн продрог. Обратно в
цирюльню ему не хотелось идти. К реке и под мост - но там, вероятно, водятся
крысы. И поблизости ни одного сарая или шалаша.
Но справа, у садовой ограды, на расстоянии не больше двадцати шагов, он
увидел ступени, которые вели к иконе, а над иконою сделан был навес. Туда
направился Тюрлюпэн. Под навесом он мог укрыться от дождя и, может быть,
даже растянуться.
Но на полпути он вдруг остановился. Гнев и ожесточение овладели им.
Теперь он знал, как объяснить свою неудачу. На ступенях, скорчившись и