"Ник Перумов. Империя превыше всего" - читать интересную книгу автора

конечно, ещё пара - Славутич и Вольный Дон, но там человеку лучше даже и
вообще не жить. Ни растительности, ни воды. Одни рудники. И народу там
раз в сто меньше, чем у нас.
Конечно, можно сказать, планета ведь всяко больше, чем одна шестая
часть суши, но дело-то в том, что сейчас одна планета, даже такая
"курортная", как Новый Крым, - это всё равно как одна оставшаяся от
России губерния, к примеру, Таврида...
Всё, всё растеряли. И остановились на самом последнем рубеже, за
которым только пропасть, и неважно уже, как погибать - от вражеской пули
или сорвавшись в бездну.
Остановились. И какое-то время даже стояли, не гнулись, не кланялись
пулям. Были свободны. Были сами по себе. Были - до тех пор, пока из
пепла Смуты не поднялась новая империя, гнусаво провозгласившая: Gott
mit uns 1.
__________
1 Gott mit uns (нем.) - с нами Бог. Надпись на бляхах армейских ремней
фашистского вермахта.

И наш последний рубеж пал.
Конечно, кое-кто сражается до сих пор. Десятка два отдалённых и
бедных планет, где обосновались либо особо фанатичные секты, либо столь
безумные националисты, что даже имперцы сочли за лучшее пока бороться с
ними маркой, а не пулей, вводя экономические санкции и отгораживаясь
торговыми барьерами и таможенными пошлинами. Не так давно одна из
"неприсоединившихся" запросила пощады и внесла в имперский сенат
прошение о принятии её в состав.
Само собой, была немедленно принята.
Остальные пока держались.
... Я вспоминал.
Хороший момент для воспоминаний.
Словно это было вчера. Мне тринадцать лет, и нам прислали высочайше
одобренные учебники. В том числе и по истории. Империя с некоторых пор
была очень озабочена унификацией "воспитательного процесса", все,
разумеется, во имя "уменьшения центробежных тенденций". Нам тоже
прислали. Целый транспорт школьных учебников. Единая программа. Единые
"идеологические ориентиры". Единое воспитание. Единая человеческая раса.
Единая Империя, которая, само собой, юбер аллее!
Я до сих пор помню брезгливую усмешку нашей учительницы истории, Нины
Степановны. Мы не слишком почтительно звали её за глаза Степанидой, а
она обижалась. В школе, где она работала до того, как перейти в нашу сто
восемьдесят пятую, её ласково именовали Ниночкой. Она держала красивую,
блестящую множеством красок и лакированной обложкой книгу словно
какое-то мерзкое насекомое, к примеру, помоечного таракана. Или, скажем,
дохлую крысу. Тоже, соответственно, помоечную.
Она молча стояла перед нашим классом, и никто, даже неугомонный Пашка
Константинов, не рискнул не то что зашептаться с соседом, но и даже
вздохнуть.
- Ребята, - негромко сказала Нина Степановна, не отрывая взгляда от
книги. - Мы с вами ещё не изучали всерьёз Отечественную войну. Мы должны
были заняться этим только через два года, в девятом классе. Но я вижу,