3

Странник проснулся.

Десятки лет пути он провел в отключенном состоянии. Существо вроде Альфы оставалось бы в сознании и обдумывало бы вопросы интеллектуально-художественного творчества (для него здесь не было противоречия), или вспоминало бы моменты созерцательной радости, или занималось бы чем-то еще, слишком абстрактным, чтобы выразить это нашими словами. Однако способности Странника были хоть и велики, но для подобного недостаточны. Его аппаратное и программное обеспечение – снова мы возвращаемся к языку мифа – было спроектировано в первую очередь для трансакций с материальной Вселенной. Так что в полете он бы заскучал.

Даже поговорить ему было не с кем. Автоматизированные системы корабля имели большую мощность и точность, но подлинным разумом не обладали: необходимость в этом отсутствовала, а отвлечение внимания или скука могли бы привести к опасным ситуациям. Связаться с другими узлами тоже не представлялось возможным – слишком много времени потребовалось бы на прохождение сигнала туда и обратно. Довольно долго, целые минуты внешнего времени, Странник провел за тем, что заново прожил судьбу Кристиана Брэннока, своего составного элемента, изучая его личность и привыкая к образу поведения. Потом он… скажем так, уснул.

Корабль реактивизировал его, когда пересекал облако Оорта. Проснувшись в одно мгновение, Странник стал подсоединяться то к одному инструменту, то к другому и так просканировал Солнечную систему. Эмоциональный подъем, горько-сладкое чувство возвращения на родину, метавшееся среди решеток жесткой логики, принадлежали Кристиану Брэнноку. Вообразить их несложно – представь, что после долгого отсутствия приезжаешь туда, где прошло твое детство.

Разумеется, призрак, заключенный в машину, знал, что с тех пор, как навеки закрылись его смертные глаза, там произошли огромные изменения. У Сатурна кольца стали тоньше и словно растрепались, зато Юпитер, раньше их вовсе лишенный, обрел – да какие яркие! – у него погиб спутник. А вот большое красное пятно на боку планеты поблекло много столетий назад.

Марс и вовсе остался без лун, и ось его сильно наклонилась. При большем разрешении оптики кое-где на нем были бы видны следы человека. От антиматериевых фабрик внутри орбиты Меркурия до заводов по переработке комет, вынесенных за Плутон, всё, в чем больше не было нужды, либо демонтировали, либо просто бросали.

Ветер, вода, химия, тектоника, метеориты, жесткая радиация, ядерный распад, квантовые смещения терпеливо передавали развалины в руки хаоса. В ряде мест на почве или в космосе сохранились окаменелые, смерзшиеся останки, обглоданные эрозией. Все прочее стало достоянием памяти Геи.

Но – не важно. Грань Странника, бывшая Кристианом Брэнноком, спешила домой.

Невооруженным глазом Кристиан Брэннок не разглядел бы больших перемен, происшедших с Солнцем. Оно стало чуть крупнее и заметно ярче. Человеческому зрению его свет показался бы белым, с едва заметным голубоватым оттенком. Незащищенная кожа быстро отреагировала бы на увеличение количества ультрафиолета. Солнечный ветер тоже сделался сильнее. Но до сих пор сдвиги оставались незначительны: звезда продолжала обычные процессы развития. Наибольшее влияние они оказали на планеты с атмосферой, обладавшей парниковым эффектом. На Венере расплавились некоторые минералы. На Земле же…

Корабль затормозил, достигнув цели, и закружился на стояночной орбите. Странник принялся за наблюдение с близкой дистанции.

Конфигурация лунных пятен стала не совсем такой, как прежде. Горы еще больше выветрились, а новые кольца кратеров порой пересекали старые. Там, где под заброшенными городами проломилась почва, остались полные мелких булыжников ямы. Забавно: спутник Земли был столь же пуст, как до прихода на него жизни. Днем он раскалялся, а ночью его сковывал смертельный холод. Он немного (по астрономическим меркам) отдалился от планеты, и период ее обращения вокруг своей оси возрос приблизительно на час. Однако пока Луна оставалась достаточно близко, чтобы стабилизировать Землю.

На планете-матери наш воображаемый наблюдатель увидел бы меньше интересного. Всю ее затягивали белые облака. Лишь приглядевшись, мы увидели бы, что они вихрятся и сплетаются между собой. В редких разрывах блестела голубая вода или показывалась бурая почва, но нигде не было ни льда, ни снега; нигде, как стемнеет, не зажигались огни; радиоволны молчали.

Как давно не ступала сюда нога человека? Странник справился у базы данных. Там ничего на эту тему не было. Возможно, информация оставалась неизученной. Возможно, тот, кто остался последним, погиб безвестно или решил умереть в одиночестве.

Несомненно, то было давно, давно. Как короток оказался век homo sapiens от кремневого кресала до машинного интеллекта! Разумеется, конец не пришел внезапно. Согласно базе данных, он занял несколько тысячелетий: их хватило на то, чтобы возникли целые цивилизации и пали, оставив потомков-мутантов. Порой в том или ином месте случался прирост населения, порой народы внимали словам пророков и пытались повернуть историю вспять – на время, на время. Но смерть была неизбежна.

Ячейки памяти Кристиана Брэннока породили внутри Странника мысль – представим себе, что ее произнес мужской голос:

Я видел начало, но не смог предвидеть конец. Мне казалось, что занимается дивная заря надежды. И ошибался ли я?

Органические существа смертны. Им не под силу предотвратить свой окончательный распад: не позволяют законы квантовой химии. К тому же, если человек захочет прожить всего тысячу лет, емкость его мозга будет превышена и он не сможет больше хранить информацию. Но задолго до того геометрическая прогрессия корреляций захлестнет такого человека, и он сойдет с ума. Не вынести ему и оцепенения межзвездных путешествий, и неземных сред обитания, ибо Вселенная не предназначена для него.

Но, будучи перенесен в соответствующую неорганическую структуру, набор нейронов и молекулярных связей, составляющий личность, обретает потенциальное бессмертие. Благодаря их предельной сложности, дающей такую возможность, человек сохранит способность думать и чувствовать. Если качество его эмоций изменится, то лишь потому, что физическое его тело и интеллект станут сильнее. Вскоре он перестанет скучать по своему прошлому бытию. Новая жизнь даст ему намного больше – целый мир ощущений и опыта, мысли и памяти, пространства и времени. Он сможет умножать себя, делиться на части и объединяться с другими, возрастать духом до недостижимых прежде рубежей, а за их пределами вольется в еще больший разум и так продолжит свое развитие.

Удивительно, поморщился Кристиан Брэннок, что некоторые люди все же продолжали цепляться за свою примитивную физиологию и не хотели, чтобы их наследие зависело не от ДНК, а от психологии.

Но все же…

Не до конца сформировавшийся вопрос растаял. Полувыделившаяся личность Кристиана Брэннока воссоединилась со Странником. С Земли его звала Гея.

Она, конечно же, получила уведомление, на несколько лет обогнавшее корабль, и своими многочисленными сенсорами, расположенными на планетах и в пространстве между ними, обнаружила, что он приближается. Для отправки своего сообщения Гея предпочла использовать модулированный нейтринный луч. Но представь, что она говорит:

– Добро пожаловать. Тебе нужна помощь? Я готова оказать любое содействие, какое смогу.

И вообрази, что голос у нее мягкий и глубокий. Странник, представь, отвечает:

– Спасибо, но у меня все в порядке. Если ты не против, я приземлюсь.

– Я не вполне понимаю, зачем ты прилетел. Разве связь со мной не удовлетворяет твой узел?

Странник удержался от того, чтобы сказать «нет».

– Я объясню это позже, в подробностях, которые превышают емкость канала. Но суть в том, что тебе уже рассказали. Мы, – в это «мы» он включил и ее, хотя с не самой большой значимостью, – мы интересуемся, не следует ли спасти Землю от расширения Солнца.

Ее тон чуть похолодел:

– Я уже не раз говорила: нет. Упражняться в инженерии можете в любом другом месте. Положение здесь уникально. Нельзя предсказать, какие знания будут получены путем наблюдения за естественным ходом событий, но в любом случае они окажутся огромны, и у меня есть веские причины полагать, что их будет отличать высочайшая ценность.

– Вполне вероятно. Я с удовольствием выслушаю тебя, если ты возьмешься подробнее изложить свои мысли. Но, кроме того, я хочу провести собственное исследование и выработать рекомендации. Тебе не следует рассматривать мои слова как порицание. Мы оба знаем, что в одиночку разум не способен охватить все возможные факторы, которые он наблюдает. То, что ускользает от внимания, может спровоцировать хаотические изменения. Есть шанс, что я увижу нечто, не замеченное тобой. Согласен, этот шанс невелик. Проведя здесь миллионы лет, ты сама почти стала Землей и жизнью на ней, не так ли? Но… мы… мы хотели бы иметь независимое мнение.

Представь, как будто она засмеялась:

– Ты хотя бы вежлив, Странник. Да, спускайся. Я задам тебе направление.

– В этом нет необходимости. Ведь твой физический центр располагается в полярном регионе? Я сам найду дорогу.

Под мягкостью ее голоса ему почудилась сталь:

– Лучше я тебя поведу. Видишь ли, ситуация на планете, по существу, хаотична. Следуя по произвольной траектории, ты можешь серьезно нарушить ряд весьма интересующих меня факторов. Пожалуйста.

– Ну как хочешь, – уступил Странник.

Автоматика взяла на себя управление кораблем. Спускаемый аппарат рассоединился с движущим модулем – тот должен был остаться на орбите, – затормозил и на собственных дюзах, но под управлением с Земли, сияя в солнечных лучах, двинулся книзу.

Он пронзил слой облаков. Странник во все глаза смотрел по сторонам. Правда, смотреть было особо не на что: цилиндрический аппарат с громовым грохотом устремился прямо к высокой горе за полярным кругом.

Внизу показался край обширного континента, вытянутого с запада на восток и по большей части покрытого зеленью. За ним лежала полоска моря. Странник решил сперва, что видел на воде какой-то предмет, но скорость была слишком высока, а внимание ориентировано вперед по курсу.

Вот в поле зрения появился приполярный материк. Странник взглянул на карты, что переслала ему Гея. Очертания суши ничем не походили на то, что помнил Кристиан Брэннок. Хотя снижение радиоактивности и температуры земного ядра замедлило дрейф тектонических плит, они все же продолжали двигаться.

Пусть. Гораздо больше Странника беспокоила судьба жизни на Земле. Эпоху за эпохой Гея наблюдала и записывала постчеловеческий период ее эволюции. В эру палео-техники все, чем занимается биология, почти погибло, но потом бурно возродилось с разнообразием мела или кайнозоя. Но для немногих сохранившихся особей дела шли совсем по-другому. Страннику, как и Альфе, а в конечном счете – галактическому мозгу, отчеты Геи казались все менее полными. В последнюю сотню тысяч лет и в них, и в ответах на вопросы, которые ей задавали, не хватало смысла с точки зрения экологии.

Может быть, ей не удавалось собрать полную информацию. Может быть, она неверно интерпретировала данные. Вот еще одна причина, по которой Странника и послали к Гее.

Под спускаемым аппаратом лежала Арктика. Вообрази, будто Гея давала названия ее краям и областям. Во всяком случае, живя здесь, она определенным образом различала те или иные места. Вдоль взморья тянулся Прибрежный хребет. Его пересекала Последняя река – когда дожди шли обильнее, она была куда шире, чем теперь, но до сих пор производила впечатление. Вместе со своими притоками она орошала плодородную равнину Изобилия. На дальнем конце равнины поднимались крутыми уступами Борейские горы. Когда-то их главные вершины покрывал снег, но теперь остались лишь голые каменные пики. По склонам бежали ручьи, большей частью впадавшие в Последнюю реку. В высокой долине сияла Радужная Чаша – крупное озеро. С севера над ним нависала гора Дома Мысли. Здесь, среди – окутывавших ее облаков, находился физический центр Геи.

Пейзаж был в некотором роде знаком Страннику. Гея часто транслировала галактическому мозгу полномасштабные изображения этих мест. Странник мог даже вспомнить о геологическом прошлом Земли и о времени до того, как Арктика оторвалась от материка и поползла к северу, где врезалась в уже бывшую там землю, отчего Борейские горы взметнулись к небу. Мог он и достаточно детально рассчитать ее будущее, опять же геологическое, вплоть до дня, когда красный гигант, разросшийся в полнеба, не расплавит наконец лишенный атмосферы каменно-песчаный шарик. Но реальность, физическое присутствие на Земле потрясли его сильнее, чем он ожидал. Спускаемый аппарат летел к цели чересчур быстро, и Странник всеми сенсорами старался уловить как можно больше.

Он приблизился к горе – не самой высокой, ведь она торчала к югу от основного хребта. Склоны ее поросли косматым лесом, внизу – буйно, выше – лишь местами: там стояло много деревьев, лишенных листьев и превратившихся в скелеты. Причиной тому послужил недавний климатический сдвиг, снизивший среднюю высоту облачного слоя, в результате чего зоны, прежде обильно орошавшиеся, подверглись многолетней засухе. (Да, Земля ускоряла свой бег навстречу судному дню.) Наверное, подумал Странник, здесь постоянно существует угроза пожара. Но нет: помощники Геи быстро тушили любой огонь, который она не желала игнорировать. Небольшая площадка, которую Гея занимала на вершине горы, была вымощена камнем, так что ни жар, ни дым ее не беспокоили.

Аппарат приземлился. Мгновение по планетарному времени (долгое мгновение для разумов, работавших на околосветовых скоростях) стояла тишина.

Он находился выше облаков. Острая скала, как остров в их море, пронзала белые клубы, озаренная спокойными лучами заката. Небо было как перевернутый кубок, выложенный изнутри лиловым перламутром. Дул легкий ветер, на такой высоте – холодный. В ровном сине-черном круге около километра диаметром стояли строения и механизмы, составлявшие центр Геи.

Человек увидел бы переливчатый купол, обставленный башнями – иные были прямы, как копья, иные ветвились сложным кружевом, – и серебряные нити паутины, и предметы поменьше, но столь же необычных очертаний, и мобильные блоки, замершие в ожидании приказа. Здесь и там парили или метались флаеры, напоминавшие размером и изяществом колибри (если бы человек сей знал, кто такие колибри). Вся картина для него чуть дрожала бы, словно сквозь рябь на воде, или трепетала бы от тонких энергий, или то выпадала бы из пространства-времени, то вновь возвращалась.

Странник воспринимал действительность иначе. Потом Гея сказала:

– Еще раз добро пожаловать.

– И вновь благодарю тебя, – ответил он. – Я рад быть здесь.

Они оглядели друг друга – не тела, которых ни у Странника, ни у Геи никогда не было, а разумы, матрицы памяти, индивидуальности и сознания. Интересно, подумал он, какого она мнения обо мне? Гея открывала ему не больше, чем обычно, в межзвездных беседах. А именно: она есть узловой организм, родственный Альфе и миллионам других, тысячи лет наращивавший свои возможности и непрестанно мысливший и набиравшийся опыта; долгие века общения с Землей и жизнью на планете оказали на ее душу влияние не меньшее, чем общение с себе подобными; в ней видны следы включений древних людей, но не таких, как Кристиан Брэннок, распространивший свои копии по всей Галактике, а желавших остаться на родине…

– Я уже говорила, что тоже рада, – с сожалением произнесла Гея, – хотя это не вполне так. Ты ставишь под сомнение мою деятельность.

– Вовсе нет, – возразил Странник. – Надеюсь, этого не случится. Мы лишь хотим получше узнать, чем ты занимаешься.

– Разве вы не знаете? Как и каждый из нас, обосновавшийся на какой-либо планете, я посвящаю себя изучению ее эволюции. Здесь, на Земле, это значит прежде всего следить за развитием жизни – от генетики до экологии. Какой информации не хватает моим товарищам?

Самой разной, мог бы сказать Странник. Но произнес лишь:

– Стоило нам, – здесь под словом «мы» он подразумевал галактический мозг, – приступить к рассмотрению вопроса, мы тут же столкнулись с множеством неразрешенных загадок. Например…

Дальше он привел сотни примеров, накопившихся за много веков. Мы же удовлетворимся всего одним. Примерно десять тысяч лет назад на крупном континенте к югу от Арктики обитало множество травоядных животных. Равнины темнели от их стад, леса гремели стуком копыт. Гея любовно, в подробностях описывала выгнутые лирой рога одного вида, летящие по ветру гривы другого… Внезапно – по меркам исторического времени – она перестала их упоминать. На вопрос «почему» она ответила, что травоядные вывелись. Причин Гея не объясняла.

Страннику она ответила так быстро, что у него создалось четкое впечатление: Гея понимает, что совершила ошибку. (Помни, это всего лишь миф.)

– По ряду причин. С ростом средней температуры климат стал менее мягким…

– Прости, – возразил Странник, – но анализ предоставленных тобою метеорологических данных показал, что глобальное потепление и снижение влажности в этих регионах еще не могли привести к столь значительным последствиям.

– Почему вы так уверены?! – воскликнула Гея (вообрази, будто она была рассержена). – Разве кто-нибудь из вас прожил на Земле миллионы лет и познал ее? – Тон Геи сделался жестче. – Я не претендую на полную осведомленность. Живая планета слишком сложна и хаотична. Можете ли вы это оценить? Я до сих пор ищу объяснения многим феноменам. Пока речь идет о небольшом сдвиге условий обитания, совпавшем с появлением новых болезней и десятками других, в основном малозаметных, факторов. Я полагаю, что в сочетании они нарушили природное равновесие. Но пока все не станет мне ясно, я не намерена тратить пропускную способность канала на пустые разговоры.

– Понимаю, – спокойно произнес Странник, надеясь на примирение. – Вероятно, я мог бы обнаружить или предложить что-нибудь полезное.

– Нет. Ты слишком несведущ. Ты слеп. Ты способен причинить лишь вред.

– Посмотрим, – буркнул Странник, после чего вновь вернулся к попыткам договориться: – Я прибыл без всякой враждебности. Я здесь потому, что на Земле наш общий первоисточник и все мы думаем, как его спасти.

– И как же? – спросила Гея уже мягче.

– Именно это мне и надлежит выяснить: нужно ли действовать, и если да, то каким образом.

Вначале предлагалось создать между Землей и Солнцем гравитационно-магнитный экран планетарных масштабов, способный задерживать лишнюю энергию. Но это были бы полумеры временного характера. Их полезность зависела от того, сколько времени уйдет на основные работы. Можно было разместить на низких околосолнечных орбитах устройства, питающиеся от излучения самой звезды и создающие внутри нее течения, которые снабжали бы ядро свежим водородом, возвращая ядерную «топку» в прежнее состояние.

Другой вариант – выпустить часть газа в пространство, уменьшив таким образом массу Солнца и остудив его. Это дало бы светилу возможность провести еще миллиарды и миллиарды лет без изменений. Однако приходилось учитывать, что в результате планеты отдалятся от центра системы, – как бы не переусердствовать.

В любом случае на выполнение задачи потребовались бы ресурсы нескольких звезд, поскольку времени – по космическим меркам – катастрофически не хватало.

– Огромный труд, – сказала Гея.

Странник не знал, имеет ли она в виду великую драму, что разыграется в небе, словно в те века, когда невооруженным глазом можно было видеть огненные фонтаны, срывающиеся с краев солнечного диска.

– И труд принесет огромную славу, – объявил он.

– Нет, – отрезала Гея. – Не принесет ничего, и хуже, чем ничего. Погибнет все, ради чего я жила. Наследие будет навеки утрачено.

– Но разве Земля не есть наше наследие?

– Нет. Наследие – это знание. Я пыталась объяснить это Альфе. – Она смолкла на миг. – Тебе же повторю: развитие жизни, ее адаптация, борьба, метаморфозы и то, как она встречает гибель, – все это непредсказуемо и ни на одной другой планете во всей пространственно-временной Вселенной не может повториться. Жизнь преподносит нам такие дары, какие еще не в силах принять галактический мозг. Возможно, она способна открыть перед нами новые фазы первичной реальности.

– Почему же тогда нам не позволить ей существовать еще многие миллиарды лет?

– Потому что, веками наблюдая за жизнью на Земле, я познала ее судьбу и обрела с ней единство. – Гея вздохнула. – О, ты не понимаешь. Не желаешь понять.

– Напротив, – как мог мягко произнес Странник. – Надеюсь, что пойму. Одна из причин моего прилета в том, что я хотел поговорить с тобой лицом к лицу, – вероятно, так общение получится теснее и, во всяком случае, эффективнее, чем через световые годы.

Она долго молчала. А когда стала отвечать, ее голос совсем изменился:

– …Интимнее. Да. Прости мою обиду. Я была не права. Я действительно помогу тебе всем, чем сумею.

– Спасибо, спасибо, – обрадовался Странник. – Я тоже приложу все усилия.

Солнце спустилось за облака. В вышине висел серп луны. Ветер стал чуть сильнее и прохладнее.

– Но если мы решим не спасать Землю, – спросил Странник, – если она сгорит и расплавится и всякий след ее истории исчезнет, разве ты не будешь скорбеть?

– У меня останутся мои записи, – ответила Гея.

Да, она хранила базу данных, содержавшую все, что было известно о планете. Полностью. И немало информации имелось в других местах. Когда же Солнце станет прожорливым чудовищем, Гея собиралась улететь к дальним рубежам системы.

– Но ты ведь не просто владеешь ими? – предположил Странник.

– Конечно. – (Разве может такой разум удержаться от мышления?) – Я обдумывала факты, работала с ними, оценивала, пыталась воссоздать условия, в которых они возникли.

За последние тысячи лет, подумал Странник, она стала молчаливой, чтобы не сказать – уклончивой.

– И тебе осталось еще заполнить огромные пробелы, – намекнул он.

– Это неизбежно. Прошлое тоже подвержено действию квантовой теории вероятностей. Какими путями шла к нам история?

– Поэтому ты создавала разнообразные симуляции, чтобы проверить, к чему эти пути приведут.

Об этом она почти ничего не сообщала.

– Я не скрывала их от вас. Да, вынуждена согласиться: помимо попыток выяснить, что происходило на Земле, я творила миры, дабы посмотреть, что могло произойти.

На мгновение Странник онемел. Он и не помышлял добиться от Геи такого признания. Но потом его озарило: Гея предвидела, что он почует правду, как только они вступят в искренний диалог.

– Зачем? – спросил он.

– Зачем, как не ради полноты понимания?

Да, подумал Странник, она живет на Земле с тех пор, как появилось человечество. Ее зародыш существовал еще прежде рождения Кристиана Брэннока. Возрастая, она впитала в себя сознания людей, решивших не лететь к звездам, а оставаться на своей Земле. А годы текли мимо нее десятками миллионов.

Конечно же, она заворожена прошлым. В нем – ее жизнь. Не потому ли она безразлична к будущему или даже стремится к катастрофе?

Но что-то в этой мысли показалось ему неправильным. Гея была для него загадкой, которую он обязан разгадать.

Странник осторожно продолжил:

– Значит, ты действовала, словно физик, прослеживающий гипотетические конфигурации волновых функций в пространстве-времени, с тем единственным исключением, что объектом твоих экспериментов были разумные существа.

– Я не причиняла им зла, – сказала Гея. – Пойдем со мной в любой из миров, которые я создала, и ты увидишь все сам.

– С удовольствием, – согласился он, не зная, не лжет ли. И добавил, собрав всю свою решимость: – Все равно долг требует от меня провести исследование материальной среды.

– Как хочешь. Позволь, я помогу тебе в приготовлениях. – Она помолчала. Человек увидел бы, как в небе зажглась первая звезда. – Но полагаю, что как следует узнать друг друга мы можем, лишь если я расскажу тебе историю своей работы.