"Михаил Петров. Гончаров и таежные бандиты (Гончаров #12) " - читать интересную книгу автора

бичом. То есть бывшим интеллигентным человеком.
Он повернулся спиной, направляясь к двери, и эта спина показалась мне
какой-то стариковской и беззащитной. Почему-то подумалось, что он уже
никогда не разогнется.
Уже открыв дверь, он вопросительно посмотрел на меня и медленно произнес,
словно напоследок:
- Ко мне хорошо относится начальник второго участка Тунчака Дима Гранин.
Запомни...
Дверь он прикрыл тихо, но основательно. Сразу стало тихо и стыло, как в
склепе. Я выглянул в окно. Джип уже увозил его.

* * *

Ровно через сутки, в десять утра, я вышел из плацкартного вагона на
конечной станции Эйск. От моего первоначального облика не осталось и
следа. Города, в которые приезжаешь второй раз, кажутся родными, но это
только иллюзия. По перрону шастала другая шпана, с другими материальными
запросами и идейными мировоззрениями. Но город оставался тем же:
старинным, провинциальным и шукшинским.
Возле киоска, где когда-то продавали газ-воду и соки, стояла пожилая
статная баба, показывая из-под мышки горлышко бутылки. Куда тебе,
телевидение! Вот она, настоящая русская реклама! С теткой мы сошлись на
ничьей, по шесть за сто пятьдесят и в придачу душистый пупырчатый огурец.
Хрумкая огурцом, я водрузился на заранее выбранную скамейку, зажав между
ног кейс и стараясь унять тревогу.
Женщина лет тридцати пяти подошла минут через десять. Была она черноглаза,
красива и чем-то походила на Чурсину. Я сразу понял, что это и есть сестра
Федора, а с самим Федором что-то случилось.
- Дайте сигарету, - хрипловато попросила она.
- Пожалуйста. Вы - Евдокия?
- Да. А вы - Константин?
- Да.
- Опоздал ты, Константин. Федя пропал.
- Но он мне сам назначил...
- Я знаю. Я тебя не виню. Направо дом с синей крышей, видишь? Я там живу с
двумя детьми. Когда стемнеет, подходи. Собаки нет. Давай свое барахло.
Что-то господин Гончаров стал стареть, появилась сентиментальность.
Твердый ком застрял в горле. К чему бы это? Не хватало еще и разреветься.
Я смотрел, как удаляется сильная женщина, горем, как дубиной,
переломленная пополам. Противно и тоскливо завыло в ушах, словно десяток
взбесившихся волынок устроили в моей голове перепляс.
- Эх-хе, старые знакомые, - закряхтел подошедший старичок, пытаясь
втиснуть узкий зад между мной и урной.
- Старые, Альберт, старые, - даже не удивился я.
- Какими же ветрами в наши пенаты?
- Горькими. Подгони тачку, поедем куда-нибудь.
- Куда?
- Куда глаза глядят.
- Тогда знаю. Чего-нибудь возьмем?
- По дороге.