"Ярослав Петрашко. Иван-Вампиров Сын " - читать интересную книгу автора

В переводе на нормальный язык это звучит так: Не пустишь к телевизору -
не дам писать. Любым способом, но отвлеку.
- Валяй, деваться мне некуда. Хоть до утра: и Вой, и Лай, и Писк. Но
особенно советую Топот II.
- Папка, ты просто прелесть!
Ванька крепко обнимает меня и целует в ухо. Он покидает мои колени, и
через дверь начинает доноситься: крики, рев, вой, грохот выстрелов, и
ломающихся дверей, звон разбитых окон и идиотский американский вопрос "You
okey?", задаваемый героями к месту и в отсутствие оного...


* * *

Чего угодно мог ожидать я, вампир с двухсотлетним стажем, но только не
этого наказания (или испытания), свалившегося на меня одиннадцать лет
назад...
В ту ночь я, наконец, выследил негодяя, терроризировавшего окрестности
и еженедельно доводившего милицию до умоисступления очередным девичьим
трупом. Беседа наша была до чрезвычайности короткой, и в склеп я возвращался
с сознанием исполненного гражданского долга, и сытый до икоты. (А, надо вам
сказать, вампиры икают крайне редко). Предвкушая спокойный дневной сон, я
как-то сразу не обратил внимания на писк, несущийся со ступеней костела.
Странный такой писк. И, сами понимаете, решил взглянуть. На ступенях церкви
лежал какой-то белый сверток, который и издавал эти загадочные звуки. За
двести лет я многое повидал, но обнаружение среди ночи на кладбище кое-как
запеленатого младенца погрузило меня в глубочайший шок. Как дурак стоял я у
ворот храма, держа на руках ребенка, который, как только я его поднял, тут
же замолк и радостно загукал, тараща на меня глазенки. К пеленкам пришпилена
была бумажка, и в свете почти полной луны я прочитал коротенькую надпись: 1
мая, 00.15.
"Бедняга", неожиданно подумалось мне, "угораздило же тебя родиться в
Вальпургиеву ночь".
Внезапно младенец снова завопил, ясно давая понять, что хочет есть, а
также требуя сухих пеленок, ибо эти были промокшими насквозь. Дальше я
действовал на полном автоматизме, явно плохо соображая, что творю.
Проблема пеленок была решена при помощи большого савана, в который был
завернут незнакомый мне, но явно добрый (не пожалел же тряпки для ребенка)
католик, возлежавший в часовне костела и смиренно ждущий церемонии
погребения. Молоко же поставила, разбуженная долгим грохотом в двери, жена
кладбищенского сторожа, которой я наплел что-то о поломанной машине,
погибшей при родах матери и почасовом кормлении младенца. В подтверждение
каждой своей фразе я тыкал ей в нос без умолку орущим ребятенком.
Став счастливым обладателем двухлитрового термоса молока, бутылочки с
соской и даже пустышки (сторожиха сама недавно обзавелась таким же вот
орущим подарком), я окольными путями добрался до склепа (надо же было делать
вид, что иду к сломанной машине).
Через четверть часа в склепе покойных господ Лаврецких можно было
наблюдать оригинальную картину: ошарашенный вампир баюкает запеленатого в
саван грудничка, мирно спящего после обильной молочной трапезы.
Только когда пацаненок заснул, я понял, что с ним надо что-то делать.