"Ярослав Петрашко. Черный бульвар (неоготический роман)" - читать интересную книгу автора

убедил, что нож, уж если не в сердце, то, по крайней мере, в жизненно важной
области, в крупнейших артериях. Будто во сне вытащил нож и проследил, как
рана моментально затянулась, не выпустив не единой капли крови. Явилась еще
одна дурацкая мысль: не на том ли я свете? Однако мусор, набившийся в
сточную канаву, не оставил на этот счет никаких сомнений: на том свете,
каким бы он ни был, не может быть смятых пачек от сигарет, битых бутылок от
"пепси-колы" и использованных презервативов. Тогда я внимательно осмотрел
нож и себя. Нож был обычной самодельной финкой без особых украшений и
номеров, да и сталь - так себе. Такие обычно берут "на одно дело", чтобы,
ударив, не вытаскивать из раны и не подвергаться опасности обрызгаться
кровью жертвы. Его я выбросил: как улика он вряд ли бы пригодился, к тому же
лезвие было хоть и грубо, но остро отточено, и без чехла или ножен в карман
его положить было бы неудобно и опасно. С таким же странным дотошным
спокойствием я осмотрел и себя. Тело было таким же холодным, как бетон,
пульс не прощупывался, сердце не билось. Может быть, я впал в какую-нибудь
редкую форму каталепсии? Чепуха, я же сижу, двигаюсь, думаю! Не сразу
удалось мне заметить еще одну любопытную особенность моего нового состояния:
дыхание. Постоянное ритмичное дыхание исчезло, и, похоже, я в нем не
нуждался. То есть, я мог сделать сколько угодно произвольных актов
вдоха-выдоха любой глубины и частоты, но мог и не делать ни одного вздоха
вообще. Причем, в течение весьма продолжительного времени. Как удалось мне
установить позже, дышать мне требовалось не чаще, чем нормальному человеку
зевать или потягиваться. Однако, я забегаю вперед.. Позже мне удалось
сделать в отношении себя массу удивительных открытий, в свое время ты о них
тоже узнаешь.
Итак, я выбрался из тоннеля и побрел по трассе. Было раннее утро.
Самыми неприятными, вернее, единственными неприятными ощущениями были
головная боль (не сразу я понял, что она порождена хорошо знакомым тебе
голодом) и неудобства, причиняемые заскорузлой от крови одеждой. Я не имел
ни малейшего представления о том, где нахожусь, однако вскоре мне встретился
дорожный указатель, и я понял, что ухожу прочь от города, в горы, по одному
из второстепенных шоссе, ведущих к санаторным поселкам. Я повернул на 180° и
побрел обратно, не испытывая по-прежнему ничего, кроме головной боли и
желания раздеться. Это мне удалось позже, когда потерявший обычную шоферскую
болтливость водитель грузовика доставил меня в травмпункт лесхоза (некоторое
время я называл это место "леспунктом травмхоза", очевидно, из-за нестойкого
функционального нарушения речи). На мое счастье, нормального врача там не
оказалось, а усатое существо в белом халате с газырями и фуражке -
"аэродроме" в последний раз появлялось под сводами моей Альма Матер, когда
приносило туда последний взнос за свой липовый диплом. Он внимательно
осмотрел меня, наверное, надеясь отыскать прилипшую где-нибудь в укромном
месте купюру, но, поскольку таковой не обнаружилось, местный Вишневский
помазал, где достал, йодом, спросил, не надо ли мне "какой-нибудь справка"
и, когда я сказал, что нет, потерял ко мне всякий интерес. Я не осуждаю его,
ведь ему, очевидно, были знакомы лишь два диагноза: "живой" и "мертвый". А
здесь был настолько сложный случай... Впрочем, это я понял тоже чуть позже.
К моему великому счастью, грабители оставили без внимания уникальную
коллекцию моих домашних ключей, и вскоре, расплатившись с тем же
примолкнувшим шофером, доставившим меня домой, я, наконец, принял душ и смог
как следует осмотреть себя. Никаких особенных следов, не считая вдохновенной