"Людмила Стефановна Петрушевская. История живописца (Сказка) " - читать интересную книгу автора

натянуть его на доску, приколоть кнопочками - и широкой кистью создать
золотое небо (смесь сажи газовой и оранжевого кадмия, много воды), а
дальше уже можно было писать размытые сизые дали, а на пустом, специально
оставленном месте появлялись попозже разноцветные кубики домов и -
последний мазок - возникала ярко-изумрудная машина на переднем плане,
такого цвета, какого в природе не бывает, и этот химически чистый цвет
должен был частично отражаться в светлой, но рябой луже.
А теперь, голодный, мокрый и бездомный, художник плелся по улицам, не
замечая окружающего его туманного воздуха и сырых разноцветных стен. Все,
что раньше его радовало, кончилось. Не живя теперь нигде, он не мог больше
думать о прекрасном и мечтать насчет выигрыша в судебном деле, насчет
победы над проклятым жуликом Адиком и дальше, насчет рисования полотен для
музеев всего мира.
Он не хотел больше притворяться, что его жизнь вся в будущем, что она
ему удалась, что ничто, кроме живописи, его не волнует. Ему было обидно,
холодно и плохо.
Он брел, присаживался на какие-то ступеньки, заходил греться в
магазины, и вдруг - так бывает - на исходе сил, когда уже он совсем
приготовился лечь и умереть - этот бедный художник сообразил пойти в свой
прежний дом, где он когда-то жил, и пристроиться там у бывших родных
дверей.
Там он и задремал, а очнулся только утром, когда в его прежней
квартире залаяли собаки и по лестнице поплыл запах свежесваренного кофе.
Затем кто-то прекрасно заиграл на рояле. Продрав глаза, ночующий увидел,
что около него стоит литровая банка с горячим кофе и скромно лежит пакет.
Там было много жареной картошки с сосиской, пластмассовая вилка и огромный
кусок хлеба О, как долго и радостно бедный насыщался этим неожиданным
даром! Как плакал, сидя под стеной, о своей неудачной жизни! Как клялся
себе, что добьется всего - только бы увидеть еще хоть раз эту семью,
только бы иметь возможность подарить им свою картину, ту, которую он
нарисовал тогда на тротуаре, - усатая и бородатая девушка с рогами и в
очках, а вокруг нее, как козы, рогатые собаки тоже в очках, и среди них
слепая собачка, наполовину засыпанная песком со следами детских
сандаликов, совместная работа всех детей с аллеи парка, которые дети
хорошо умели рисовать только усы и рога, а очки ловко приделывал один
малый лет пяти, особо талантливый.
Как только наш ночлежник позавтракал, за дверью раздался скрежет
замка, и художник, подхватив банку и пустой пакет, ринулся вниз по
лестнице, только чтобы его не застали здесь эти милые люди: он стеснялся,
что ему подали милостыню.
К вечеру, после долгих блужданий, замерзший бродяжка присел под
каким-то навесом на крыльцо. Дождь все еще шел, идти было некуда. Ни за
что художник бы не вернулся к той двери, за которой слышался лай собак и
звуки рояля. К своей конуре тоже незачем было идти, отнимут последнее.
Он сидел, закрыв глаза, и ждал, когда его выгонят отсюда (любая крыша
кому-то принадлежала).
Действительно, вскоре кто-то толкнул его в плечо.
Бедняк открыл глаза и увидел незнакомого человека, жирного и
радостного, который тут же заявил, что является его старым товарищем по
художественному училищу, но что теперь уже давно не рисует, так как стал