"Дмитрий Ильич Петров(Бирюк). Перед лицом родины (Исторический роман) " - читать интересную книгу автора

гвардеец этот, кажется, покончил с собой.
- Неужели правда? - в изумлении хлопнул себя по коленям
Понятовский. - Я этого не знал. Так вот он почему всегда носил револьвер
городового с красным шнуром на шее. Я думал, он оригинальничал. Вот так
прохвост! Какая пакость!
- Ну, знаете, какой бы он пакостью ни был, - вставил Воробьев, -
сейчас он большой человек в эмигрантских кругах. И, между прочим, от него
мы многие зависим...
- Что вы говорите? - изумился Понятовский. - Какой же он пост
занимает?..
- Некоторое положение занимает, - ответил Воробьев уклончиво, но
многозначительно. - Я не имею права распространяться на этот счет. Я вас
не задерживаю, Константин Васильевич, вы куда-то собирались поехать.
Завтра в три часа дня буду у вас. До свидания!
- До свидания, Ефим Харитонович, - задерживая его руку в своей,
сказал Понятовский. - Вы там, действительно, того... не говорите ничего
Яковлеву... А то мы тут болтали разное про него...
- Не беспокойтесь. Мне об этом нет смысла говорить.
- Вы, собственно, молодой человек, в какую сторону направляетесь? -
спросил его Понятовский. - А то можем подвезти.
- Мне надо на проспект Сен-Мишель, к Сорбонне.
- Это не по пути нам. Мы едем к Венсенскому лесу, в Берси... Всего
хорошего!..
- До свидания!..
- Поехали!
Вечерние парижские улицы были заполнены гуляющей публикой. Прыгали,
мигали, вертелись, кружились разноцветные рекламные огни. Из распахнутых
окон кафе неслись звуки модных мелодий.
Долго ехали молча. Потом Понятовский нарушил молчание.
- Константин Васильевич, - сказал он. - Я, кажется, вам уже говорил о
том, что неплохо разбираюсь в живописи? Я, конечно, дилетант, но понимаю
кое-что в ней. Вначале я, попав в Париж и очень нуждаясь, начал писать
пейзажи. <Чеканил> я их быстро, в неделю пару. Набралось их у меня десятка
полтора, но покупать ничто не хотел. Я их раздарил друзьям, а некоторые до
сих пор сохранились. Что же делать дальше. И вот неожиданно у меня
возникла блестящая мысль... Я стал приезжать на эту вот художественную
толкучку, на Монмартр... Стал присматриваться к художникам, к их работе.
Богема! Глаз у меня, надо сказать, наметанный, я сразу вижу, что
талантливо, а что нет. И вот среди этих молодых художников, я увидел
некоторых поистине талантливых мастеров. Каждая картина, каждый даже
маленький этюд, вышедшие из-под их кисти, - изумительный шедевр. И, что
обидно, эти шедевры они продавали за гроши. Они, конечно, не виноваты в
этом, разве они понимали, что они создавали и что продавали?.. Нет,
конечно. Допустим, Рафаэль или Микеланджело вдруг бы знали, что они творят
гениальное, которое останется в веках, что из этого бы получилось?.. Да
они сразу бы зазнались... Так и эти монмартрские художники. Ни один из них
не ведает, что он творит - дерьмо или шедевр. Только мы, знатоки,
специалисты, можем определить, талантливо то и другое произведение или
нет.
- Ну, положим, - буркнул Ермаков, - основной оценщик произведения