"Дмитрий Ильич Петров(Бирюк). Перед лицом родины (Исторический роман) " - читать интересную книгу автора

рыжебородый старик Свиридов. - Но только неприспособленная она для нас,
эта машина. Но вот, ежели, к тому говоря, поломается трактор, что тогда
делать будешь? Где чинить? Да еще и управлять надобно уметь... За
границами-то, там, конешное дело, приспособились к этой вещи. А у нас
нет... Нет! - махал он пренебрежительно рукой. - А я бы ни в жисть не взял
бы его... Ни к чему он, господь с ним...
- Истинный господь, правда! - соглашалась другие. Но это была ложь.
Каждый из них, этих богатых казаков, завидовал Василию Петровичу и втайне
мечтал о такой машине. И будь на месте старика Ермакова (имея в виду
заслуги детей перед революцией), каждый из них, не задумываясь, приобрел
бы трактор. Пользу от него все понимали.
Один лишь Силантий Дубровин, всю гражданскую войну провоевавший
против белых в рядах Конной Армии, надеясь на свои заслуги перед Советской
властью, намеревался тоже поехать в Ростов добывать себе <стального
жеребца>, как он говорил.
Среди же станичной бедноты весть эта была вопринята не совсем
доброжелательно.
- Видали вы его! - говорили многие. - Кулак новый возрождается...
- Это он, братцы, за спиной своих детей орудует. Думает, ежели они у
него с орденами, так ему все дозволено.
- Что же Прохор Васильевич глядит? Какой же он опосля этого красный
генерал, ежели своему родному отцу укорот не сделает...
Все в станице знали, что Василий Петрович всю свою жизнь прожил
крепким середняком, никогда не прибегал к наемному труду, обходился в
работе своей семьей - и вдруг трактор! Да трактор-то еще так-сяк, это
полбеды. А главная беда в том, что, приобретая трактор, Ермаков начал
скупать земельные наделы у соседей, запахивал их, засевал. Выходит, он
действительно задумал богатеть.
Особенно негодовал председатель стансовета Сазон Меркулов, хотя при
народе об этом он помалкивал.
- Ты, Конон Никонович, послухай меня, что я тебе скажу, - горячась,
говорил он наедине своему другу Незовибатько. - Куда это гоже? В кулаки
ведь подался? Надобно написать Прохору Васильевичу. Друзяк ведь он мой
старый. Нельзя допускать этого.
- Ты что думаешь, он не знает об этом?
- А может быть, и не знает...
Незовибатько некоторое время молчал, попыхивая цигаркой.
- Ну что, Конон, молчишь? Ай тебе до этого дела нет? Писать письмо
иль на надо?
- Обождем, - буркнул Незовибатько, - не пиши. Не тревожь Прохора
Васильевича. Он, брат, зараз большими делами занимается. А то заморочишь
ему голову. Мы сами тут как-нибудь разберемся. Поговорю с Василием
Петровичем сам...
Среди станичной бедноты находились и такие, которые ластились к
Василию Петровичу, заискивали перед ним и рассказывали ему обо всем, что
говорилось в станице. Василий Петрович, слушая все эти разговоры, лишь
посмеивался.
- Да шут их дери, - говорил он, - нехай говорят. Поговорят - и
перестанут. Ведь на то он и язык-то людям дан, чтобы, значит, брехать им.
Чудаки! Это ж они из зависти. На чужое добро у них глаза разбегаются. Как