"Дмитрий Ильич Петров(Бирюк). Перед лицом родины (Исторический роман) " - читать интересную книгу автора

из-за границы. Почитай-ка нам, Надюша.
Все это было проделано так естественно, что Сазон Меркулов, на что уж
был хитрющий казак, ни в чем не заподозрил старика.
- От кого же это могет быть? - полюбопытствовал он.
- А бог его ведает? - пожал плечами Василий Петрович. - Зараз узнаем.
Надя вскрыла конверт, развернула густо исписанный клочок бумаги. На
стол выпала небольшая фотография седовласого исхудавшего мужчины. Анна
Андреевна трепетно схватила ее дрожащими руками.
- Сынушка! - впилась она глазами в фотографию. Слезы полились по ее
морщинистым щекам. - Боже ты мой! Какой же он стал, бедненький! Настоящий
старик... Родимый мой. Видно, несладко ему живется на чужбине...
- Ванятка, подай очки! - попросил Василий Петрович.
Мальчик принес очки. Надев их, старик присмотрелся к фотокарточке.
- Да, - вздохнул он. - Видать, взаправду, небогато он там живет. Ну,
что же, что искал, то и нашел. Никто его туда не толкал. Сам добился такой
жизни.
Фотография пошла по рукам. Каждый, посмотрев, передавал ее другому,
говоря что-нибудь соболезнующее о Константине.
- Ладно, - махнул рукой Василий Петрович. - Господь с ним. Какой
есть, таким и останется. Читай, Надюша, письмо.
- Слушайте! - сказала Надя и стала читать письмо вслух:
<Дорогие родители и все мои ближайшие родственники! Привет вам с
чужедальной стороны от блудного сына вашего, бездомного, печального
скитальца. Думаю, что не особенно приятно вам будет получить это письмо от
меня, ибо неизвестно еще, как на это посмотрит ваша власть...>
Василий Петрович покосился на Сазона и с удовлетворением подумал:
<Господь вразумил нас позвать этого дурака. Нехай слухает, а то бы беды
могли нажить. Привязались бы...>
- Далее что? - спросил он тревожно.
<Могут еще подумать, - читала Надя, - что я намереваюсь завязать с
вами переписку! Нет! Я не прошу от вас ответа. Мне его не надо. Просто я
решил написать вам, напомнить о себе, сказать, что жизнь моя не удалась.
Когда-то я мечтал о многом, очень многом. Я рьяно добивался своей цели.
Мне хотелось быть если уж не на первых ролях в жизни страны нашей, то хотя
бы на вторых, быть видным. Когда-то я страшно завидовал головокружительной
карьере Мамонтова, мальчишке Покровскому, тупице Шкуро. Но завидовал зря.
Все они кувырком полетели в пропасть. Некоторые из них гниют в могиле,
другие же, как и я, влачат жалкое существование на чужбине... Да черт с
ними! Лучше я скажу о себе. У меня, дорогие, не хватило ли сил, ни умения
добиться своего счастья...>
Письмо было длинное. В нем было много бессвязных рассуждений, много
было сумбурного. Видимо, Константин писал его в сильном возбуждении.
<Дорогие мои, - заканчивалось письмо, - простите за все. Прошу
прощения у отца. Я когда-то глупо и нелепо обидел его. Земно кланяюсь ему
в ноги. Прости, отец!..>
Василий Петрович закашлялся и, оглянувшись, - не смотрят ли на
него, - украдкой отер глаза.
<Прошу прощения у милой родной мамы, я к ней недостаточно почтительно
относился. Только тут, на чужбине, я почувствовал, что значит мать!..>
Анна Андреевна зарыдала.