"Евгений Петров. Рассказы, очерки, фельетоны (1924-1932)" - читать интересную книгу автора

- Я голый и этим горжусь, - сказал он, криво улыбаясь.
- Нет, это какое-то невиданное нахальство! - зашумели пассажиры. - Этот
фрукт уже пять минут задерживает вагон! Кондуктор, примите меры!
И кондуктор принял меры.
Очутившись на мостовой, Никудыкин потер ушибленное колено и поплелся на
Театральную площадь.
"Теперь нужно сделать большую демонстрацию, - подумал он. - Стану
посредине площади и скажу речь. Или лучше остановлю прохожего и скажу ему:
прохожий, вы должны оголиться".
Кожа Никудыкина, успевшая во время путешествия переменить все цвета
радуги, была похожа на зеленый шагреневый портфель. Челюсти от холода
отбивали чечетку. Руки и ноги скрючились.
Никудыкин схватил пожилого гражданина за полу пальто.
- П...п... прохожий... вввввв... долой... ввввв... штаны... вввввв...
Прохожий деловито сунул в никудыкинскую ладонь новенький, блестящий
гривенник и строго сказал:
- Работать надо, молодой человек, а не груши околачивать! Тогда и штаны
будут. Так-то.
- Да ведь я же принципиально голый, - пролепетал Никудыкин, рыдая. -
Голый ведь я... Оголитесь, гражданин, и вы... Не скрывайте свою красо...
- А ты, братец, работай и не будешь голый! - нравоучительно сказал
прохожий.
Никудыкин посмотрел на гривенник и заплакал. Ночевал он в милиции.

1924

Гусь и украденные доски

Рассказ провинциального поэта

Ксаверий Гусь обладал двумя несомненными и общепризнанными качествами:
большим красным носом и не менее большой эрудицией. Первое было необъяснимо.
Второе он заимствовал на юридическом факультете. До революции он был
помощником присяжного поверенного. О своем былом величии он вспоминал редко,
предпочитая довольствоваться величием настоящего. Впрочем, служба в
Уголовном розыске не мешала ему петь баритоном (именно баритоном): "Во
Францию два гренадера..." под мой аккомпанемент в нашем неприхотливом
сельском театре.
Я служил в "Югросте" районным корреспондентом. Служил честно и
ревностно: разъезжал по волисполкомам и собирал животрепещущие сведения. В
то, полное лишений, но от этого трижды прекрасное время я за день успевал
бывать в разных концах моего района. В невозмутимых немецких колониях я
рычал передовицы и хронику с клубных подмостков (систематическое проведение
устных газет на местах). В безалаберных украинских селах я лихорадочно
записывал в блокнот повестки дня очередных волсъездов. В степных хуторках я
воевал со стаями одичавших собак. А сидя в подводе, нырявшей в желтых хлебах
и зарослях кукурузы, под синим украинским небом я сочинял стихи. Все шло
прекрасно, если бы не эта встреча. Эта встреча меня подкосила.
Мы встретились с ним в Народном доме. Я сидел за пианино. Рядом со мною
сидела она. Она была блондинкой и, занимаясь педагогической деятельностью в