"Горан Петрович. Книга с местом для свиданий" - читать интересную книгу автора

сломанными часами на фасаде Центрального вокзала, он свернул вверх. Там, у
подножия крутой Балканской улицы, находилась недлинная улица Милована
Миловановича, теперь почти забытого государственного деятеля, юриста и
дипломата начала века. Адам жил через два дома от отеля "Астория".
Как бы он ни устал, как бы ни спешил, Адам всегда останавливался, чтобы
поглазеть на швейцара, одетого в помпезную униформу, по-генеральски
разукрашенную фантастическими эполетами, золотыми шнурами и лампасами, что
не вполне гармонировало с замызганным холлом отеля. Каким бы он ни был
усталым, Адам никогда не упускал случая бросить взгляд и в направлении
забегаловки "Наше море", напротив своего дома. Судя по названию, по
жалостливо одинокому, пыльному высушенному крабу в витрине, по печально
обвисшим и спутанным сетям, которыми без особой фантазии были украшены
пропитанные запахами стены и потолок, это запущенное заведение когда-то было
рыбным рестораном. От прежней роскоши осталось сейчас только то, что "Наше
море" походило на большой наполненный табачным дымом аквариум, в котором
преобладала стайка постоянных посетителей, сидящих над чашечкой приторно
сладкого кофе и тридцатиграммовыми стопками полынной настойки, молча
облокотившись на стол или вяло пересказывая друг другу одни и те же истории.
Эта самая забегаловка была видна и из окна мансарды, которую снимал Адам.
Вблизи находившиеся в этом мрачном аквариуме, сбившиеся группками люди
производили впечатление каких-то заколдованных существ, запутавшихся в тех
самых обвисших сетях, существ, которым никто не рад, которые никому не
нужны, поэтому они и проводят здесь добрую часть дня и ночи, досиживая
обычно до самого закрытия, как до малого судного часа. Снаружи, с улицы,
казалось, что, открывая рты с печально опущенными уголками губ, они или
тяжело дышат, или беззвучно, по-рыбьи разговаривают.
На двери квартирки Адам Лозанич обнаружил прикрепленную сегодня утром
им же самим записку, в которой он сообщал хозяину, что сможет внести плату
через несколько дней, когда получит гонорар от журнала "Наши
достопримечательности". Рантье Мойсилович, красноречивый господин средних
лет, по всему Белграду заключал договоры о пожизненном содержании
престарелых владельцев недвижимости, у которых не было родных, а после их
смерти, перепланировав доставшиеся ему в наследство квартиры, сдавал их
жильцам. Он постоянно жаловался, что его бизнес себя не оправдывает, что он
балансирует на грани банкротства, что лекарства и еда безумно дороги, а
старики с невероятным упорством цепляются за существование в любом его виде
и еще постоянно капризничают... С другой стороны, арендная плата за жилье
очень низка... Вот, например, ему, Лозаничу, он сдает мансарду в таком
прекрасном районе по цене гораздо ниже рыночной... Разумеется, на самом деле
плата была головокружительно высока, а жилье это, хотя и находилось в самом
центре города, не отличалось особыми удобствами. Не слишком просторное даже
для одного человека, оно представляло собой одну из частей большой квартиры,
поделенной теперь на три обособленных, причем Мойсиловичу, каким-то образом
умудрявшемуся в обход законов получать все необходимые разрешения, пришлось
проложить целую запутанную сеть из электрических и телефонных проводов, труб
отопления и водопроводных подводок и разводок для трех миниатюрных
санузлов... Адам занимал среднюю мансарду; ту, что была слева от него,
снимала семья с двумя детьми дошкольного возраста, а в правой поселился
вечно хмурый уличный торговец сувенирами. Стены квартиры Адама, изначально
внутренние, были настолько пористы, что не могли служить преградой звукам