"Юрий Петухов. Вторжение из ада. Скиталец (цикл "Звездная месть")" - читать интересную книгу автора

наоборот, стала массивнее, тяжелее, уродливей.

- Садитесь, - предложил Иван, указывая рукой на серый плоский камень, -
в ногах правды нет.

- Правды ни в чем нет! - буркнул Дай. Но присел.

Иннокентий Булыгин остановил Хара взглядом. Он понимал, что оборотень
сейчас очень даже может пригодиться. Но ему самому хотелось потолковать по
душам с этим типом.

-Я ведь, мой милый, пояитесы разводить не приучен, - ласково
наговаривал он связанному по рукам и ногам Говарду Буковски. - Я даже
пальцем тебя не трону. Сяду вот тута, в стороночке, -Кеша указал на старый
разбитый табурет, - и буду смотреть, как эта вот зверюга, - он кивнул в
сторону оборотня Хара, - будет тебя, дружок, кушать.

Вид у Хара был и впрямь устрашающий, если он и походил теперь на пса,
то несомненно на бешенного, озверевшего пса-людоеда, даже муть из глаз
исчезла, и налились они ярой, кипящей кровью. Свиреп был Хар, дик и
страшен. Зато сам Крежень выглядел не лучше покойника - зеленый, с
перекошенным лицом и бегающими глазами он совсем не походил на того
франта, какоге знали прежде. Крежень не мог догадываться, что Иван дал
команду не трогать его и оберегать, что Булыгин не сделает ему ничего
плохого. И потому Крежень дрожал - крупной дрожью дрожал, будто в
лихорадке. Кеше припомнилось искаженное страхом лицо Толика Реброва.
Наверное, это закон для всех для них, почему-то всякой сволочи,
предателям, изменникам, подлым тварюгам жить хочется сильнее, чем всем
прочим, уж больно они цепляются за свои хреновенькие жизнишки! Кеша, даже
сплюнул с досады. Сам бы он, по своей воле дал бы пинка этому ублюдку да
дверь бы неплотнее притворил, чтобы ненароком обратно не вполз. Чем меньше
всякие гады перед глазами маячат, тем на душе тише.

А Говард Буковски, он же Крежень, он же Седой, готов был колоться. Но
он не знал, чего от него нужно, а угадывать мысли он не умел - да и
попробуй угадай, что там творится в башке у этого угрюмого русского
верзилы, русские вообще все ненормальные, от них можно ждать только
плохого.

Дил Бронкс вошел как и всегда, с шумом, треском, смехом. На ходу
похлопал несчастного пленника своей черной лапой по щеке, ухмыльнулся,
сверкнув алмазом в переднем зубе. У Кента сразу испортилось настроение, он
не любил излишней показухи и слащавости. Дилу он не очень доверял, Дил
слишком много имел, чтобы с легким сердцем идти на смерть, Кеша не верил в
сказки и романтические истории. Но такой уж расклад, хочешь не хочешь, а
работать придется и с ним.

- Вот, - будто оправдываясь, просипел Кеша, - вожусь с этим дерьмом. И
не будет мне прощения, сколько уж дней на Земле да около, а на родимой
сторонке так и не побывал!