"Юрий Петухов. Как там в Париже?" - читать интересную книгу автора

маленький стожок, Листиков улегся под ним, расслабился,
подставляя тело нежарким лучам подмосковного солнышка. Сено
кололось, пыль от него лезла в глаза и рот, мошкара норовила
пристроиться на тронутой красноватым загаром коже, досаждала
своей назойливой бестолковой возней. Ничего этого Листиков
старался не замечать - он пил свободу жадно, с прихлебом,
упивался своей оторванностью от города и в коротких полуден-
ных грезах представлял себя этаким заматерелым от постоянно-
го тяжкого труда селянином, обветренным знойными и ледяными
степными ветрами, промытым дождями, росами, живой колодезной
водой и ежевечерней стопкой кристального ядовито-целебного
первача.
Короче, дай Листикову волю, и он вовек бы не уезжал отсю-
да. Ну только вот если на зиму? Пожалуй что и на зиму Листи-
ков остался бы. Достаточно было только представить себе жар-
кую русскую печь в просторной светлой избе с заиндевевшими
окошками, кипящий самовар... А уж что там говорить о скрипе
снега под полозьями летящей упряжки, подледном лове и длин-
ныхдлинных неспешных зимних вечерах! Нет, Листиков опреде-
ленно остался бы и на зиму. Ах, как хорошо об этом мечта-
лось.
Физической работы он не боялся, никакого такого особого
унижения, в отличие от большинства молодых ребят из родной
конторы, он ни в работе этой, ни вообще в посылках на лоно
природы не усматривал. Листиков был мудрее их всех вместе
взятых и уже давно не гордился высшим образованием и тем,
что вкалывает не где-нибудь на заводе или в артели, а в до-
вольно-таки солидном научно-исследовательском институте. Все
это было семечки, трын-трава, суета сует и всяческая суета.
А чтоб понять это, надо проработать на своем веку не один
год и увидеть жизнь такою, какова она в самом деле - немного
в ней черной краски, совсем немного, но и розовой с голубой,
пожалуй, не больше. Так, всего вперемешку.
Сейчас, под полуденным вязким солнцем в колком стогу,
Листикову казалось, что он понимает кое-что в жизни. И это
"кое-что" представлялось весомым, осязаемым, устоявшимся.
- Эй, доцент, хорош сачка давить! - послышалось с поля. -
Давай сюда!
Листиков, подхватив грабли, проворно, пружинисто, чувс-
твуя каждую жилку в теле, вскочил на ноги и пошел на крик.

Семен Михайлович осторожно косил глаза на Гугина, пытался
поймать выражение лица своего спутника. Очень хотелось толк-
нуть его локтем в бок, перемигнуться, но было как-то неудоб-
но - рядом сидели Пьер и еще какой-то тип, почти не откры-
вавший рта, но зато постоянно улыбавшийся. А в общем-то, с
ними было легко, они сами в себе несли эту прозрачную и на
вид вполне естественную легкость.
Гугин, не отрываясь, в упор глядел на сцену, точнее, на
ее подобие, потому что сцены как таковой перед ними не было,