"Юрий Петухов. Меч Вседержителя ("Звездная месть" #5)" - читать интересную книгу автора

восстановили, умельцы, и раздробленный подбородок сросся, и руки, и ноги,
каждый палец цел, каждая жилочка на месте... значит, жди новых пыток,
значит, скоро опять за дело примутся. Цай застонал. В прошлый раз язык ему
выдрали с корнем, он даже не \ior послать куда подальше косоглазого ублюдка
Дука Сапсана-младшего. Ничего, зато он пошлет теперь Седого! И всех его
потусторонних хозяев, заявившихся на Землю!
- Гляди, урод, гляди! - подал голос из-за левого плеча Говард
Буковски. - Они получили то, чего заслужили, и не больше - каждому
воздалось по делам его, как и было прописано, хе-хе!
- Заткнись, холуй! - прохрипел Цай.
И тут же получил кулаком по затылку. Удар был легкий, но
профессиональный, точный - зубы клацнули, прикусили язык, во рту стало
солоно.
- Гляди, и помалкивай! - сказал Крежень строже. Картины на экране
сменялись. Пещеры исчезали, и растворялись окна в освещенные мерцающим
светом свечей бункера - грязные, серые. Там кого-то распинали по стенам -
густо, плотно, тело к телу. Меж выползнями неспешно сновали студенистые
козлы, похожие на знакомого Цаю, привычного стража. Распятые корчились,
выгибались, стонали. Знакомая картина. Цай содрогнулся. Да, на каторге
делали то же самое. Ничего нового, все как прежде! Но здесь явно не
наказывали, нет, зачем же тогда... здесь просто работали, тупо, слепо, без
злости и ненависти, безразлично, по заданной, видно, программе. И это могло
свести с ума. Никого на поверхности! Все в бункерах, в подземных пещерах...
вот он, сущий ад на Земле! И чему тут удивляться, просто раньше в точно
таких же подземельях, на каторгах и в спецконцлагерях мучили, пытали,
изводили непосильным трудом, зверски казнили за провинности лишь часть рода
людского, его изгоев, десятки и сотни тысяч, по всему освоенному миру -
миллионы, малую часть человечества,
27

а теперь это проделывали со всем родом людским. Но кто измерил меру
вины его?
Обреченные помогали своим палачам, сами подтаскивали очередную жертву,
вздымали ее, удерживали, пока выползни не вонзят в руки и ноги ржавых и
острых гвоздей. Каждый бритоголовый пытался отсрочить свою участь хоть на
секунды, на мгновения, и все равно черед доходил до него - извивающееся,
вырывающееся голое тело волокли к грязной стене, чуть не разрывая его, и
гремели молоты, оглашали своды бункеров душераздирающие, безумные вопли.
Тысячи уже корчились в страшных судорогах. Десяткам, сотням тысяч лишь
предстояло взойти на свои голго-фы.
- Хороши, свиньи, - заметил Крежень, - советую обратить особое
внимание, как они любят ближнего своего. Но ты понапрасну скрежещешь
зубами, урод, ни один из них не сдохнет, ни один! От этих слизней требуется
самая малость - распрощаться со своей гнусной, вонючей душонкой.
Добровольно. И ничего более! И тогда тела их будут жить вечно, и то, что в
мозгах у них, будет жить вечно, воплощаясь снова и снова, и утверждая себя
в иных ипостасях... вот в этом и есть подлинный гуманизм, все остальное -
дерьмо!
Цай невольно кивнул, и кивок этот отозвался в затылке тупой болью. Все
верно. Иван так и говорил. Он был единственным зрячим среди них. А они не