"Керен Певзнер. В поисках Голема (детективная повесть)" - читать интересную книгу автора

Отложив в сторону вилку, я посмотрела Карни в глаза:
- Все было очень вкусно, но, может быть, ты расскажешь, зачем ты меня
сюда пригласила?
Ашер поднялся и со словами "Пройдусь немного, яхты сфотографирую, здесь
свет хороший" вышел из ресторана. Мы остались вдвоем.
Карни набрала полную грудь дыма, выдохнула его в потолок и произнесла:
- Я предлагаю тебе поехать со мной и Ашером в Прагу.
- Зачем?
- Переводчицей. Я же не знаю ни английского, ни чешского, только
французский и иврит. А эти языки там не в ходу. А ты рассказывала, что была
на практике в Карлсбаде.
Надо же, запомнила...
- Но я не знаю чешский так, как иврит или русский, - возразила я.
- Неважно, я слышала, что чешский похож на русский, этого достаточно.
А то где я найду в течение недели человека, который знает в совершенстве все
те языки, которые мне нужны?
- Знаешь что, Карни, прежде чем я дам или не дам согласие на поездку,
я должна четко знать, в чем будут заключаться мои обязанности. Иначе ты
просто тратишь время.
- Хорошо, - вздохнула она. - Это долгая история, но придется ее
рассказать.

x x x
Рассказ вдовы Маркс оказался сбивчивым и зиял хронологическими
несоответствиями, но которые мы обе постарались не обращать внимания. Она
родилась в Хайфе, в бараках, которые построили для переселенцев из Марокко.
Условия жизни в этом "бидонвилле" были такими ужасными, что в год ее
рождения произошла демонстрация жителей района Вади Салиб. Людям не
нравилось, что их считают третьим сортом за темный цвет кожи и восточное
происхождение. Они не могли забыть, как их силой везли и сбрасывали с
грузовиков, селили в заброшенных местах и кормили шницелями из куриных
обрезков с пюре. Да-да, именно шницелями. Ведь они привыкли совсем к другой
пище, и от картошки у них случалось несварение желудка.
Демонстрацию жестоко подавили, а ее лидера, Давида Бен-Хороша
полицейские скрутили и отправили в тюрьму.
В бараках еды не хватало. Ее раздавали по талонам: каждый день к школе
приезжал грузовик и привозил надоевшее готовое расфасованное пюре и шницель.
Но дети не хотели ашкеназской еды. Им нужен был марокканский кус-кус,
которые готовили их бабушки из манной крупы и оливкового масла, а
учительницы-польки не обращали внимания на детские гримасы и заставляли
есть.
Ходившие по баракам медсестры находили у детей вшей и опрыскивали всю
семью. Потом долго в комнате стоял густой химический запах.
Карни, будучи сама еврейкой, ненавидела европейских евреев - ашкеназов.
Они были учителями, врачами, политиками, начальниками у ее старших братьев и
ей казалось, что они относятся к людям со смуглой кожей: йеменцам,
марокканцам, ливийцам, как к умственно отсталым. В защиту своих чувств она
приводила слова Голды Меир о выходцах из Северной Африки: "Они такие
несимпатичные".
Отец и братья Карни работали на самых тяжелых работах, возвращались