"Элеонора Филби. Шпион, которого я любила " - читать интересную книгу автора

ГУМ - это торговый перекресток для русских со всех концов страны.
Здесь можно купить все: от самой лучшей икры и вина до велосипедов и
булавок. На первом этаже можно выпить шампанское в баре, но за него, как и
за все прочее, надо выбить чек в кассе. Однажды, когда мы пили шампанское,
я увидела пожилого человека в высоких сапогах с явно монгольскими чертами
лица, который заказал бутылку вина и, не сходя с места, выпил ее до дна.
Рядом с баром продают пирожки с мясом, которыми торгуют по всему
городу. Похоже, что по-настоящему в России едят только раз в день, все
остальное время там чем-нибудь закусывают. Например, в театре спектакли
начинаются рано - в семь часов вечера. К первому перерыву большинство
зрителей уже в буфете. Еще в России очень любят мороженое, независимо от
температуры на улице. В самый сильный холод по ГУМу бродят продавщицы
мороженого со своими подносами.
ГУМ - это единственное место в городе, которое я обнаружила, где можно
было свободно разгуливать, не сдавая в гардероб шубу, шапку и сапоги. Во
всех ресторанах, гостиницах, музеях, концертных залах и Большом театре это
было обязательной, скучной и длительной процедурой.
Мы с Кимом не особенно любили огромные, претенциозные гостиницы вроде
"Украины" и "Националя". Стараясь избежать нежелательных встреч с теми, кто
может нас узнать, мы туда никогда не ходили. Мы предпочитали старомодное
очарование "Метрополя", куда часто ходили завтракать. Бывали мы также в
"Праге" и в "Арагви".
После того как Ким заканчивал беседы с русскими коллегами в своем
кабинете, они иногда приглашали нас на ленч в ресторан на старом судне на
Москве-реке - мне там очень нравилось, и там практически не бывало
иностранцев. Теперь мне кажется просто чудом, что за все долгие месяцы
жизни в Москве мы ни разу не наткнулись на кого-либо, кто бы нас узнал; мы
ходили свободно и открыто везде, где хотели.
Коллеги Кима - Сергей, его очень молодой и не очень умный помощник
Виктор и третий человек, который бегло говорил по-немецки, но чьего имени я
никогда не знала - были всегда очень добры ко мне. Они особенно старались
помочь мне приспособиться к новой жизни в России. Они постоянно приносили
мне журнальные статьи об искусстве и спрашивали, на какие концерты и оперы
я хотела бы сходить. С самого начала они организовали для нас получение
лондонской "Таймс" для Кима и "Нью-Йорк геральд трибюн" - для меня. Маклины
получали "Обсервер", который по прочтении передавали нам. Помимо нашей
огромной библиотеки русские друзья постоянно приносили американские и
английские журналы, так что чтения нам хватало. Другим постоянным каналом
связи с внешним миром были утренняя и вечерняя сводки новостей Би-Би-Си.
Наблюдая за тем, как я сражаюсь с языком, холодом и неизбежными
ограничениями нашей жизни, русские предположили, что я недовольна. Прежде
всего, они, конечно, думали о Киме. Но они знали, что, если я стану
беспокойной и сварливой, это может плохо повлиять на работу Кима и,
возможно, на его самочувствие, поэтому КГБ решил обо мне позаботиться.
Однажды утром, после долгого заседания за закрытыми дверьми кабинета
Кима, я узнала, что все заседание было посвящено мне. Ким несколько раз
спросил, чем я хотела бы заниматься, и я выдвинула две идеи. Меня очень
интересовали техника изготовления старорусских лакированных шкатулок
(палехских - прим. пер.), впервые появившихся во времена Петра I и еще
изготовляемых в двух небольших деревнях под Москвой. Теперь это ремесло