"Михаил Михайлович Филиппов. Осажденный Севастополь " - читать интересную книгу автора

обеспечить себя и тому подобное. Справедливость требует прибавить следующее.
Лихачев отлично знал, что у его маменьки есть триста крепостных душ, и эта
уверенность позволяла ему относиться к жизни довольно беззаботно и не думать
о необходимости "строиться".
Как бы то ни было, но, распростившись со стариками и с Лизой, Лихачев
после всех подал руку Саше и почувствовал нежное пожатие, от которого у
.него захватило дух.
На следующий день молодой мичман явился к Минденам уже без всякого
приглашения. Он встретил Сашу одну в маленькой гостиной; ее глаза были
красны и как будто заплаканы.
- Вы нездоровы? - с участием спросил он.
- Нет, я здорова, но папа чувствует себя очень дурно. Его, кажется,
утомляют наши вечера... Тс... он идет сюда.
Генерал, вчера еще бывший довольно оживленным и добрым, вошел, сильно
шаркая туфлями.
Он был в халате, подпоясанном поясом с кистями. Он не обратил особого
внимания на гостя, который поспешил вскочить.
- Сидите, сидите, молодой человек, - прошамкал он. - Почтение к
старости - вещь хорошая, но лучше сидите. Вы знаете, что я такое теперь?
Отставной комендант...
Он закашлялся сухим старческим кашлем и продолжал говорить, как бы
размышляя вслух:
- Меня осудили за две бочки сельдей... А я будто ничего не знаю, что
здесь делается. Вот вам пример бескорыстия. Светлейший князь Меншиков, наш
бывший полномочный посол... Пример бескорыстия... Я все хорошо знаю. Он
соблюдает экономию, и я также соблюдал экономию. А меня осудили за бочонок
сельдей, проданный без моего ведома.
- Папа стал заговариваться, - прошептала Саша Лихачеву. - Он как будто
бредит.
- Сооружают, сооружают, а никаких укреплений нет, - вдруг сказал
Минден. - Придет неприятель, возьмет Севастополь с одной ротою солдат. Я
также был комендантом, знаю, что значит крепость... Читал [37] много на
своем веку. Вобана{24} изучал... Как, бишь, зовут того немецкого автора,
который в начале нашего века критиковал Вобана?
- Не знаю, ваше превосходительство, - сказал Лихачев, стараясь
показать, что весьма интересуется словами генерала.
- Не знаете... Как вам не стыдно, молодой человек, ведь это было так
недавно. Двенадцатый год я помню, как вчерашний день. В четырнадцатом году,
при покойном императоре...
Минден, по-видимому, хотел начать один из своих бесконечных рассказов о
взятии Парижа, но голос его оборвался, и он снова сильно закашлялся.
- Папа, вам вредно много говорить, выпейте воды и ложитесь в постель, -
сказала Саша.
- Вредно... Ты думаешь, мне уже умирать пора?.. Не гожусь никуда.
Отставной комендант. Хе-хе-хе! Пора в вечную отставку.
- Папа, к чему вы это говорите, - сказала Саша умоляющим голосом, в
котором слышались слезы. - Я для вас же говорю.
- Тебе хочется поговорить с молодым человеком, - сказал Минден, вдруг
смягчившись. - Понимаю. Я тебе не мешаю. Посторонний здесь не нужен.
Он перекрестил дочь, поцеловал ее в лоб и удалился, снова шаркая