"Полуночник Вэйян, или Подстилка из плоти" - читать интересную книгу автора (Юй Ли)

ГЛАВА ВТОРАЯ

Рассказывают, что в годы Достижения Гармонии[28] династии Юань в горах Коцанъшань — Всеохватывающей лазури — жил старец со святым именем Чжэньи, что значит «единственный из достойных», по прозванию Гуфэн — Одинокий Утёс. Уроженец Чучжоу,[29] он прославился в своем окружном училище как большой ученый-книгочей. По всей видимости, сей почтенный муж таил в себе задатки грядущих радостей, потому что, когда он еще лежал в пеленках и младенчески лепетал что-то, всем окружающим казалось, что дитя читает священный текст, ну прямо как послушник, который заучивает слова сутры.[30] Однако никто, даже родители, не могли ничего разобрать в странных звуках. Однажды служанка с дитятей на руках вышла за ворота, и как раз в этот момент у дома оказался странствующий монах, который пришел просить подаяние. Инок взглянул на дитя (ребенок в то время не то плакал, не то смеялся — с первого взгляда понять невозможно) и промолвил:

— Дитя читает священную сутру «Лэнъянь», ибо он являет собой воплощение святого наставника-гаосэна.[31]

Монах попросил родителей отдать младенца ему в ученики, но родители не поверили и отказали, решив, что просьба инока таит в себе нечистые помыслы. Прошло изрядное время с тех пор, ребенок подрос, и родители отдали его в учение, в коем тот проявил необыкновенные способности и усердие. Стоило мальчику пробежать глазами какую-то книгу, он тут же мог повторить ее наизусть. Но вот что странно: мальчик ни за что не хотел учиться ремеслам, которые обычно ведут человека к известности и служебным чинам. Он отверг (причем многократно) конфуцианскую мудрость и обратил взор к буддийскому ученью. Родители строго наказали его за такое непослушание, и он, подчинившись их воле, отправился на экзамены. Однажды он «приблизился к Пруду учености» и стал ждать вакансию на должность. Но тут нежданно-негаданно его родители умерли, целых три года он соблюдал положенный траур, после чего роздал родственникам все свое состояние, остриг власы и с кожаной сумою в руках (в ней лежали сутра и «деревянная рыба»[32]) отправился в горы, дабы совершить там обряд очищения. Для тех, кто близко знал его, он стал наставником Одинокий Утёс, а все остальные обычно величали его монахом Кожаная Сума. Одинокий Утёс отличался от остальной монашеской братии. Он не только строго соблюдал воздержание от вина и мяса, отвергал блуд и всяческие нечестивые деяния, но к тому же свято чтил три заповеди, которые монахи в своей жизни обычно не соблюдают. Так, он никогда не просил подаяния, не старался растолковывать священные сутры и наотрез отказывался жить в знаменитых горах. Понятно, многие спрашивали его, почему он, к примеру, не просит подаяния. Он ответствовал так.

— Лишь пройдя через тяжелые испытания, можно войти во Врата закона[33] и тем самым постичь учение Будды, а потому следует закалять в тяготах свою плоть и держать чрево в голоде. Если тебя изо дня в день окружают хлад и голод, то в душе твоей не смогут родиться блудливые мысли и страсти, все мутное и грязное начнет постепенно из тебя уходить, уступая место чистому и светлому. И если так будет продолжаться непрерывно и долгое время, то рано или поздно ты станешь Буддой. И наоборот, если изо дня в день ты будешь жить подаянием, которое даруют тебе твои благодетели, словом, питаться, не обрабатывая землю, а одеваться — не прядя пряжу, то никакого проку в твоей жизни не будет, ибо постоянная дума о том, как поскорее набить чрево, породит праздную леность, подобно тому как и желание держать свою плоть в тепле и неге — ленивую дрему. Но праздность обычно порождает желания и страсти, а дрема — пустые мечтания. Разве возможно с их помощью постичь учение Будды? Увы, никогда! Ибо они разными путями незаметно подведут тебя лишь к вратам преисподней. Вот почему я отвергаю подаяния и живу лишь тем, что дают мне мои силы.

Кто-то спросил, почему Одинокий Утёс не любит разъяснять священные сутры.

— Все, что написано в сутрах и священных писаниях, суть слова, исходящие из уст Будды и бодисатв,[34] а потому только им дано знать их сокровенный смысл. Поэтому всякое их толкование в грубых устах — не более чем бред безумца. Вспомните Тао Юаньмина,[35] который, читая книги, никогда не стремился дальше, чем нужно. Казалось бы, этот истинный сын Срединной империи прочитал разные сочинения, однако даже он не осмеливался идти дальше положенного. Но сейчас находятся люди, наши современники, которые, начитавшись заморских книг, торопятся их перевести на наш язык, сопровождая перевод досужими измышлениями. Что до меня, то я не осмелюсь называть себя каким-то особо заслуженным мужем, коему дадено право прислуживать буддам и бодисатвам. Мне достаточно одного: не преступить их учение. Вот почему, прекрасно сознавая свое тупое невежество, я и начертал для себя запрет: никому не растолковывать сутры.

Еще кто-то спросил его, почему учитель отказывается жить в знаменитых горах.

— Тот, кто намерен очистить свой дух, должен избегать желаний, дабы освободить свою душу от суетных волнений. Но в Поднебесной существует немало вещей, к коим влечет человека. Это не только чудесные звуки или женская прелесть, но также красивые вещи и жизненные удовольствия. А чистый ветер, что овевает ваше тело, или ясная луна, которая приносит усладу вашим чувствам?! А пение птиц, что слышит ваше ухо, а аромат нежного папоротника! Все эти вещи не просто приятные, но и достойные нашей любви, к ним устремлены наши желания. Что до знаменитых гор, то в них водятся духи и оборотни, которые влекут человека к поэзии. Феи луны и ветра[36] привораживают его своими чарами. Неудивительно, что ученые мужи, попав в подобные места, тотчас забывают об ученье, а ревнители Пути теряют чистоту своих корней. Добавлю, что в этих горах можно на каждом шагу встретить прелестных дев, пришедших на богомолье, или служивых людей, которые ищут в подобных местах одни лишь забавы. Сияние ясной луны и зелень дерев являются здесь источником многих бед. Вот отчего я чуждаюсь знаменитых обителей и стараюсь удалиться в пустынные горы, дабы мои глаза и уши не соприкасались с окружающим миром.

Все, кто обращался к монаху с подобными вопросами, проникались к нему уважением, считая, что даже высокочтимые наставники древности никогда не говорили столь правильных слов. Три заповеди сделали монаха знаменитым, хотя Одинокий Утёс, как мы знаем, не гнался за славой. Множество людей, живших окрест, а также в дальних краях, потянулись к нему за учением, однако он брал учеников с большой неохотой, а если и брал, то долго испытывал, стараясь разгадать в них «добрые корни» и выяснить, насколько избавились они от суетных мыслей. Лишь после этого Одинокий Утёс принимал у них постриг. Но если он испытывал к кому-то недоверие, пусть даже самое ничтожное, тут же гнал этого человека прочь. Вот почему за долгие годы схимничества Одинокий Утёс так и не нашел себе достойных учеников и по-прежнему — жил один возле горного ручья в хижине, крытой тростником. Он обрабатывал кусок поля, плодами коего кормился, а жажду утолял чистой родниковой водой.

Однажды ранним осенним утром монах вышел из хижины и принялся сметать с порога опавшие листья. Уныло завывал ветер, в листве дерев стрекотали цикады. Сменив перед изваянием Будды воду. Одинокий Утёс возжег благовонные свечи и, опустившись на круглую подстилку путуань,[37] предался созерцанию. Вдруг в дверях появился юноша, по всей видимости студент, в сопровождении двух мальчиков-слуг. Внешностью своей молодой гость походил на весеннее облако, а его глаза источали блеск осенних струй,[38] весьма странный блеск, несвойственный обычным людям. Едва взглянув на лицо юноши, можно было сразу догадаться, что молодого человека обуревают недобрые мысли и греховные страсти и он вряд ли склонен к достойным деяниям. Действительно, для юноши не было желания слаще, чем разглядывать прекрасных дев, и в этом занятии он достаточно преуспел. При этом ему вовсе не обязательно было приближаться к женщине вплотную. Даже с расстояния нескольких чжанов,[39] а может быть, нескольких десятков чжанов, он с одного взгляда, брошенного в ее сторону, мгновенно определял, хороша она собой или дурнушка. Встретив прелестницу, юноша тотчас принимался строить ей глазки. Бывало, конечно, на его пути встречались вполне достойные женщины, которые, склонив голову, торопились пройти мимо, не удостоив его и взглядом. Все его немые призывы и красноречивые жесты пропадали впустую. Но случалось, что ему попадалась дева, схожая с ним по натуре, то есть зараженная тем же недугом, и тогда его молчаливые призывы находили отклик. Он бросил на нее взгляд — она приняла и ответила: будто послали они друг другу любовное послание. И вот уж меж ними завязалось знакомство. Кстати заметим, обладатель такого взгляда, будь то мужчина или женщина, всегда приносит несчастье. От него надо ждать разных бед: он чернит имя другого или рушит целомудрие. Поэтому скажем так: «Уважаемый читатель, если в жизни тебе придется встретиться с таким человеком, будь с ним осторожней!»

Юноша, войдя в хижину, совершил четырехкратный поклон перед Буддой, потом четырежды поклонился монаху и встал в сторонке. Монах, находившийся в состоянии созерцания, не ответил на приветствие гостя. Лишь спустя некоторое время, закончив свой священный урок, он, приподнявшись, поклонился молодому человеку и снова сел на циновку.

— Как зовут вас, почтенный? — спросил он.

— Зовут меня Вэйян, — ответил молодой человек, — вернее, это мое прозвание, что означает Полуночник. Сам я из дальних краев, а здесь, в Чжэцзяне,[40] путешествую. Я много слышал о вас, наставник, знаю, что вы знаменитый отшельник и люди чтут вас как живого Будду. Поэтому, прежде чем войти в этот скит, я постился и соблюдал положенные запреты. Я пришел поклониться вам и хочу с вами побеседовать.

Возможно, вам интересно узнать, почему гость на вопрос монаха не назвал своего настоящего имени, а сказал лишь прозвание. Любезный читатель, тебе следовало бы знать некоторые странные обычаи, которые царят в мире образованных людей. Ученые мужи, обращаясь друг к другу, не любят называть себя настоящим именем, а указывают свое прозвище. Известно, что молодой человек часто называет себя шэном — студентом. Муж, зрелый годами, зовется цзы — учителем, а старик величает себя даожэнем — праведником. Каждое слово, выражая достоинство того или иного человека, имеет определенный смысл, отражая устремления человека, особенности его повадок и чувств. Итак, выбрав один или два иероглифа, сей муж придумывает себе новое имя, смысл которого нередко бывает понятен лишь ему одному, и никому больше.

Молодой ученый нравом своим был сластолюбив, ибо находился во власти женских чар. Причем свои любовные дела он старался устраивать не днем, а ночью, и даже не просто ночью, но в первую ее половину, словом, в полночь. Однажды наш студент встретил в «Книге песен» фразу о юноше, что приходил в полночь, и взял эти слова в качестве своего прозвания. Так он стал Вэйяном, или студентом-полуночником.

Необыкновенная учтивость гостя поначалу смутила монаха. Ответив несколькими церемонными фразами, он предложил ему отведать вместе с ним скромную монашескую трапезу из глиняной плошки. Они сели друг против друга и завели разговор о Чань[41] — ученье о созерцании, и эта беседа показала полное их согласие в мыслях. Надо вам знать, что Вэйян отличался острым умом и обширными знаниями — он умудрился прочитать едва ли не все книги Трех учений и Девяти школ.[42] О таинствах Чань другие могут говорить тысячи слов и все невпопад, а он схватывал самую суть мысли, которую излагал монах.

«Весьма начитанный юноша!.. — с удовольствием подумал инок. — Жаль только, что природа, сотворив его, совершила оплошность, дала ему этакую красивую внешность. Как глубоки его познания в учении Будды, но какая греховность исходит от его лика! Наружность и манеры говорят, что он великий любодей! Если вовремя не обуздать юношу, не засунуть его в мое кожаное вретище, он может принести громадные беды, ибо он готов на все, дабы удовлетворить свои желания. Чтобы пробраться в женские покои, он проползет в любую щель и перелезет через любую стену. Неизвестно, сколько жен в Поднебесной будет отравлено ядом, который он источает! Нет, никак нельзя допустить, чтобы этот сеятель греха вводил в искус людские души. Если я не остановлю его, значит, путь милосердия и печали, по коему я иду в этой жизни, очень плох!»

И монах сказал:

— С тех пор как я, бедный инок, покинул семью, мне приходилось встречаться с разными людьми — мужчинами и женщинами. Не стоит сейчас вспоминать о тех тупицах и невеждах, которые отказывались приобщиться к добрым деяниям. Скажу о других, о тех ученых и чиновных мужах, кто приходил сюда, чтобы постичь Закон и вникнуть в тайны ученья Чань. Даже они являли свое невежество, и мало кто из них был способен овладеть секретами этого ученья. Неудивительно, мне довольно трудно было предположить, что вы, сударь, покажете столь яркие дарования и проявите желание познать наше ученье. Через короткое время вы смогли бы подняться к самой вершине Трех таинств[43] — вершине самадхи. В человеческой жизни проще всего обрести форму, гораздо труднее добиться высоких качеств характера; гораздо легче потратить время жизни, нежели достойно пройти чрез ее превратности.[44] Вы, сударь, имеете все качества, достойные деяний Будды, а потому вам не следует вступать на путь злых духов. Пока не рассеялись утренние пары, отриньте прочь греховные влечения и страсти, и вы войдете во Врата пустоты. Я, бедный инок, всего лишь обыкновенный человек с грубой плотью, однако же даже я способен стать одним из камешков, из коих строят гору. Я готов проявить свое умение и отдать все свои силы, чтобы объяснить вам тайны Причин и Следствий.[45] Пройдет сотня лет, и вы приобщитесь к счастливой монашеской братии — самгхе[46] и боле не станете слушать наказы демонов — лоча. Что скажете на это, сударь?

— Я давно мечтал приобщиться к ученью Чань, с тем чтобы в свое время войти во Врата закона. Дело, однако, в том, что я еще не исполнил двух своих жизненных желаний. Мне трудно от них отказаться, почти невозможно. Нет, в последующие несколько лет я прежде хочу попользоваться всеми радостями жизни и тем самым исполнить два своих завета, а уж потом я вновь приду сюда в обитель, и вы, наставник, возложите свою руку на мою главу. Думаю, будет еще не поздно. Ведь годами я еще очень молод.

— Позвольте спросить, сударь, какие же ваши желания?

Вероятно, вы хотите прославиться на ниве экзаменов или совершить подвиг в далеких краях, дабы выразить свое почтение трону. Не так ли?

Вэйян покачал головой:

— Не угадали, учитель. У меня совершенно другие планы!

— Другие? Какие же?

— Они целиком зависят от моих сил и возможностей, а потому их нельзя назвать пустыми химерами… Не скрою, учитель, у меня есть некоторые способности к ученью, я в состоянии постичь Путь — Дао.[47] Наконец, я обладаю талантом сочинительства. Во всем этом я довольно преуспел… Между прочим, замечу, что нынешние знаменитости по-настоящему не умеют даже читать. Единственно, на что они способны, — это делать некоторые весьма посредственные и даже грубые наброски, в которых все перемешано вкривь и вкось. Если им и удалось написать книжонку стихов или прозы, они готовы сию же минуту воздвигнуть алтарь и водрузить стяг, дабы возвысить свою славу в мире. По-моему, все, что они делают, не более чем лживая подделка… Если кто-то действительно стремится стать знаменитым мужем, ему прежде следует прочитать все редкостные книги, завязать знакомства с удивительными людьми нашего мира и объездить знаменитые горы Поднебесной. И лишь потом, уединившись в кабинете, он смог бы сказать веское слово, которое, может быть, дойдет до следующих поколений. Понятно, каждый человек способен прославиться на экзаменах, а потом сделать что-то полезное для трона. Если же, увы, литературное счастье не улыбнулось и ему до старости суждено сидеть возле окна,[48] то даже тогда не поздно себя прославить на многие и многие лета… Вот почему я имею в своем сердце два потаенных желания и постоянно повторяю две заповеди. Первая — это стать самым талантливым человеком Поднебесной…

— Это одно желание. Ну а другое? — спросил Одинокий Утёс.

Вэйян открыл рот, собираясь ответить, однако не издал ни единого звука, будто чего-то испугался.

— Страшно произнести вторую заповедь? Может, мне назвать ее вместо вас?

— Учитель, откуда вам известно, о чем я сейчас думаю?

— Если ошибусь, готов возложить на себя лишнее покаяние. Но если угадаю, признайтесь и не говорите, что я сказал неверно.

— Учитель! — воскликнул юноша. — Если вы действительно догадались, о чем я сейчас подумал, значит, вы великий святой или даже живой бодисатва. Посмею ли я тогда отпираться и таиться?

Монах, немного помедлив, промолвил:

— Вы желаете найти первую красавицу Поднебесной, не так ли?

Юноша остолбенел от удивления и вытаращил на монаха глаза. Прошло долгое время, прежде чем он смог вымолвить слово:

— Учитель, вы и впрямь необыкновенный человек! Все верно, эти две заповеди я ношу в своем сердце и повторяю их чуть ли не ежедневно. Вы будто подслушали меня, попали в самую точку!

— Разве неизвестна вам поговорка: «Сокровенное слово человека для Неба звучит подобно раскату грома»?!

— Говоря по правде, я не собирался рассказывать вам о своих тайных планах, но если вы догадались о них сами, не стану ничего от вас скрывать… На самом деле, учитель, мои думы о Пути неглубоки, а мои страсти чудовищно огромны. Наверное, вам известны слова о красивой деве и талантливом юноше.[49] В них есть таинственная связь, как в самой жизни, то есть талантливый юноша должен непременно сочетаться с прекрасной девой. Чего скрывать, природа не обделила меня ни талантом, ни приятной внешностью. Порой смотрю на себя в зеркало и невольно думаю, что если бы сейчас объявился в мире Пань Ань или Вэй Цзе,[50] я вряд ли уступил им красотой. Но если Небо наделило меня столь замечательными достоинствами, то почему же оно не дало мне в пару прекрасную деву? Понятно, если таковой нет во всем свете, то ничего не поделаешь. А если все-таки такая дева существует? Тогда я непременно ее разыщу и сделаю своей возлюбленной. Если не найду ее я, то кому еще суждено это сделать? Мне уже двадцать, а ведь до сих пор я еще ни с кем не помолвлен. Я больше не желаю впустую растрачивать свои таланты и губить свою внешность. Поэтому я решил найти себе красавицу жену и иметь от нее сына, который стал бы продолжателем рода. Вот тогда исполнятся оба мои желания, и я уже не стану ни о чем помышлять. Я вернусь сюда сам и приобщу к ученью свою жену. Мы оба вступим на брег Истины. Что скажете, учитель? Монах усмехнулся.

— Мне понятны ваши желания… Жаль, однако, что создатель всего сущего — Небесный владыка Тяньгун в свое время сделал большую промашку. Если бы он наделил вас безобразной наружностью, вы, возможно, и смогли бы достичь просветления и прийти к Истине… Издревле так сложилось, что святыми небожителями-сянями часто становились люди увечные и калеки, страдающие падучей и другими недугами, то есть те, на коих пала кара Небес. Видимо, в этом и заключается суть истинного небожительства. Создавая ваш облик, Владыка небес, по всей видимости, в чем-то ошибся или проявил некое своеволие, как это нередко бывает с добрыми родителями, которые боятся слишком строго наказать свое дитя или, пуще того, его поколотить. Не дай бог поцарапать кожу и поранить тело! Они всерьез полагают, что наказание может отразиться на его разуме и чувствах. И вот когда отпрыск повзрослел, ему начинает казаться, что его плоть и вся его натура суть создание Неба и Земли, а родители — те просто занимаются его воспитанием. Тогда он пытается своевольничать, безобразничать, порой даже творить преступления. Дело иногда доходит до того, что его избивают в управе батогами или, того хуже, выносят смертный приговор. И вот тогда он начинает корить родителей за то, что они-де потворствовали ему и тем самым довели его до столь плачевного конца. Словом, изнеженность плоти и потворство страстям до добра не доведут. Я понимаю, с вашими блистательными талантами и прекрасным ликом вы, конечно, очень хотите найти первую красавицу Поднебесной, и непременно ее найдете. Другой вопрос: будет ли эта дева действительно первой красавицей в мире? Ведь на лбу у нее это не написано… Спустя некоторое время вы встретите еще более красивую женщину и вознамеритесь завладеть ею, презрев свою первую супругу. Между тем эта женщина вовсе не собирается выходить замуж за первого встречного, так как сама хочет найти под стать себе самого талантливого юношу в мире. Наконец, вам все же удалось сделать ее своей наложницей, а она в один прекрасный момент вдруг заводит себе возлюбленного. Что вы будете делать, почтенный? Одним словом, если вы будете потворствовать своим страстям, стараясь наполнить все свои прихоти, вы шаг за шагом приблизитесь к вратам преисподней. Но скажите по-честному, любезный, чего же вы все-таки желаете: быть низвергнутым в ад или подняться в небесные чертоги? Если вы горите желанием следовать в преисподнюю, тогда отправляйтесь на поиски первой красавицы Поднебесной. Если же вам дорог путь в небесные чертоги, тогда немедленно отбросьте прочь все суетные мысли и, забыв о доме, следуйте за бедным иноком.

— Учитель, — ответствовал Вэйян, — ваши рассуждения о рае и аде всего лишь избитые фразы, которые совсем не подходят к устам высокого наставника. Постижение Истины Чань состоит в познании самого себя, иначе говоря, важно определить себя так, чтобы в твоем теле ничего не рождалось и не умирало. Только тогда можно обрести буддийскую святость. Зачем же тогда подниматься в райские чертоги? Понятно, что легкомысленными поступками можно замарать чистоту знаменитого ученья.[51] Но скажите, учитель, почему за ними непременно должны следовать муки ада?

— Вы правы, сударь. Такие фразы, как «дарующий благо да вознесется на небо; творящий зло да низвергнется в ад», действительно стали пустопорожними словесами. Но не забывайте, если вы, ученые мужи, во всех своих деяниях всячески избегаете подобных избитых фраз, то в делах совершенствования и установления правильных путей жизни уйти от них никак не можно. Вот почему рассуждения о рае и аде не заключают в себе никакой ошибки. Пусть даже на самом деле нет никакого рая, все равно должна существовать некая ступень, которая подвела бы вас к добру. И если на самом деле не существует ада, то все равно должен быть суровый запрет, который отвратил бы человека от зла. Впрочем, вам наверняка надоело слушать все эти избитые фразы, поэтому я воздержусь от рассказа о воздаянии в будущей жизни. Однако замечу; что кроме него существует воздаяние и в нынешней жизни. Извините, сударь, но это тоже прописная истина. Кстати, вспомните одну поговорку: «Не блуди с чужой женой, и тогда никто не станет блудить с твоей». Казалось бы, самая избитая истина, однако ж ни один блудодей ее не минует. Совершая блуд с другими женщинами, этот человек, очевидно, забывает, что его собственная супруга в это самое время занимается любодеянием с чужим мужчиной. Есть только один путь уйти от этого неотвратимого закона: не блудить самому. Если же вы все-таки решили творить блуд, вы тотчас окажетесь в путах этих избитых слов, о коих я уже говорил. Скажите, сударь, хотите ли вы от них избавиться или вы желаете оказаться в их ловушке? Если вы не намерены от них отстраниться, что ж, тогда ищите вашу деву. Но если вы решили их избежать, отбросьте прочь свои страсти и следуйте за мной.

— Учитель! Ваши слова необыкновенно глубоки и проникновенны, но они рассчитаны скорее на людей невежественных и просто глупцов, которые со страхом внемлют им как суровому предостережению, ибо те отражают их чувства. Что до меня или мне подобных, ваши слова, учитель, не являются последней истиной. Действительно, законы Небес суровы, но все же Небо не лишено сострадания. Блуд наказуется, все это верно, но наказание приходит отнюдь не всегда. Этому есть немало примеров. Если, скажем, задаться целью пойти по домам соседей, из одной семьи в другую, и узнать, где творили блуд, то очень скоро мы увидим, что человек, блудивший с чужими женами, расплатился со своими долгами грехами своих собственных жен. А что это значит? То, что Владыка небес, вероятно, и сам порядочный греховодник… Думаю, что истина о воздаянии и Колесе перевоплощений,[52] должно быть, все-таки верна. Свершивший дурной поступок рано или поздно эту истину, конечно, познает. Но если так, к чему тогда то и дело твердить об этом и давать наставления?!

— По вашему разумению, сударь, разврат, который творится в нашем мире, карать как будто вовсе и не обязательно. Боюсь, что вы заблуждаетесь! Владыка неба создал свои законы таким образом, что никто, ни единая душа, не в состоянии ускользнуть от небесных сетей. А вот из вашей сети, любезный, ускользнуть очень даже легко. По моему разумению, ни в древности, ни ныне еще не было случая, чтобы любодей избежал достойного наказания. Это и есть воздаяние! Тысячи примеров мы находим в исторических книгах, множество рассказов передаются из уст в уста в нашей жизни. Задумайтесь над этим, сударь! Кстати замечу, что человек гораздо охотнее расскажет историю о том, как ему удалось соблазнить чужую жену (ибо это льстит его тщеславию), нежели поведать о том, что кто-то блудил с его собственной супругой, так как сей рассказ ему крайне неприятен. Вот почему люди обычно лучше знают истории первые, нежели вторые. Но ведь бывает и так, что жена настолько искусно обманывает своего мужа, что тот даже не догадывается и по-прежнему упрямо твердит, что жена-де не способна на дурной поступок, а значит, никакого воздаяния не будет. Глупец! Он прозревает лишь тогда, когда захлопывается крышка его гроба. Только тогда он поймет, сколь верны были слова древних. И на него нисходит просветление, но разве способен он тогда обо всем этом поведать людям? Что до ваших слов, что блуд с чужой женой оплатится-де ценой паденья вашей собственной супруги, то об этом лучше помалкивать. В те минуты, когда в вашей голове мелькнула развратная мысль, в душе супруги вашей, возможно, родилось точно такое же блудливое желание… Теперь представьте себе, что ваша жена довольно некрасива и сближение с ней вам не приносит ни малейшей радости. В эти мгновения вам видится образ какой-нибудь прелестницы, которую вы повстречали днем, он заменил вам образ вашей уродливой супруги. И вот с красоткой вы упиваетесь счастьем! Но кто знает, может быть, в то же самое время ваша жена, как и вы, мечтает о красавце, которого она выглядела днем, а ночью он заменил ей мужа, то есть вас. С ним (точно так же, как и вы) она предается безмерному блаженству. Подобная картина нередко встречается в нашей жизни. Конечно, такие дурные мысли не смогут разрушить чистую, как кристальный лед, целомудренность человека, однако нанести урон душе его они вполне способны. Вот, сударь, конечный результат греховных поступков любвеобильного мужчины.

Я объяснил вам, что таят в себе греховные помыслы. А теперь представим кое-что другое. Чужой мужчина не только пробрался в женские покои вашего дома, но и проник к вашей супруге. Никто, ни духи, ни демоны, не заметил сей омерзительной картины, а Творец Всего Сущего[53] никак не выразил своего осуждения и не осуществил возмездия. Скажите, сударь, можно ли считать такую женщину целомудренной супругой?… Увы, сударь мой, все, что я сейчас вам здесь изложил, далеко не избитые фразы. Вы согласны со мной?

— Ваши слова, учитель, звучат довольно убедительно! И все же я хочу задать вам еще один вопрос. Вы говорили о расплате, которая поджидает блудодея, имеющего жену. А если он не женат, что тогда? Какой долг ему придется заплатить за любодеяние с женщиной? По всей видимости, законы, созданные Небесами, в этом случае никуда не годятся. Не так ли?.. Или вот еще что мне совсем непонятно. Число женщин в доме обычно ограниченное: жена, наложницы, одна-две дочери… Между тем в мире существует великое множество прекрасных женщин, с которыми тебе удалось установить любовный союз. Допустим, что моя жена или дочь с кем-то согрешили. Ну и что? Признайтесь, так ли уж плохо получить высокий процент при скудном капитале? Интересно, как поступил бы Небесный владыка в этом случае?

Монах понял, что молодой гость изрядно упрям и перебороть его в споре так же трудно, как сдвинуть с места огромный тяжелый камень.

— Сударь мой, — сказал он, — у вас острый ум, и мне, бедному иноку, нелегко вас переспорить. И все же замечу, что все ваши доводы бездоказательны. Вот когда вы совершите какие-нибудь проступки, тогда мы увидим, кто из нас был прав. Найдите красавицу, женитесь на ней. Пройдет время, и вы прозреете, причем отнюдь не на монашеской циновке, а на подстилке из плоти… Многими своими качествами вы, несомненно, превосходите других, и благодаря им вы способны проникнуть в суть Истины, то есть подняться на брег высшего совершенства. Честно говоря, мне не хочется вас потерять… Да, вполне вероятно, наступит такой момент, когда вы прозреете, и тогда, чтобы вернуться на правильный путь, вы пожелаете встретиться со мной. Скажу вам, сударь, что, начиная с завтрашнего утра, я, бедный инок, буду с нетерпением вас ожидать.

С этими словами он взял кисть и написал на листе бумаги четыре строки:

— Простите меня, невежественного и грубого инока, который пренебрег своими запретами. Слова, которые я здесь начертал, очень резкие, однако идут они от чистого сердца и таят в себе истинное милосердие. Оставьте у себя этот листок! Когда-нибудь проверьте, правилен ли смысл этих строк!

Монах привстал, словно намеревался проводить гостя. Вэйян понял, что пора расставаться. Однако уйти, ничего не сказав знаменитому иноку, юноша посчитал неудобным, а потому, склонив голову, попросил у монаха прощенья.

— Учитель, — сказал он, — я нравом туп и крайне упрям, с трудом поддаюсь увещеваниям. Но я знаю, что ваша доброта беспредельна, как море, поэтому надеюсь, что, когда я снова приду к вам сюда, вы примете меня, учитель!

Вэйян четырежды поклонился монаху, который ответил ему поклоном, проводил к двери, где они и расстались.

Здесь наша история о монахе Одинокий Утёс закончилась, и мы перейдем к рассказу о нашем герое Вэйяне, который, заблудившись в своих любовных страстях, забыл о предостережениях Одинокого Утёса. Что до монаха, то он снова появится в нашем повествовании только в последней главе. Ты убедишься в этом, читатель!

А пока мы дадим некоторое разъяснение сказанному. Студента Вэйяна можно уподобить герою шэну в театральной пьесе, а монаха Одинокий Утёс — герою мо.[54] Кто-нибудь из знатоков, умеющих держать кисть, определит Вэйяну главное место — именно с него начинается весь этот разговор. Монаху уготована роль гостя. Знаток, возможно, скажет и о том, что в этой главе об Одиноком Утёсе говорится так подробно потому, что необходимо-де намекнуть читателю о последующих действиях монаха, не вполне пристойных. Нет, читатель, на самом деле этого не случится. Истинный смысл повествования раскроется тогда, когда мы увидим героя, который в конце концов приобщился к истине Чань. Однако вполне возможно, что читателю не удастся ухватить меняющуюся сущность повести, потому автор решил показать основные ее очертания, дабы читатель уже с самого начала имел о ней представление. Порой бывает так, что мысль того или иного рассказа крайне сумбурна, начало и конец в нем перепутаны. Читатель с трудом разбирается, где главный герой, а где второстепенный. Вот почему мы решили преподнести читателю это разъяснение, дабы ему сразу же стало ясно, кто есть кто, и чтобы таким образом все встало на свое место. Замечания в конце каждой из глав призваны прояснить главную мысль — нить рассказа, чтобы читатель не испытывал никаких затруднений в чтении и разобрался бы во всем сам.