"Игорь Пидоренко. Рассказ для Инки (Рассказ, фантастика)" - читать интересную книгу автора

Глаз несколько секунд внимательно и недоверчиво меня разглядывал. Я
собрался для наглядности расстегнуть "молнию" на джинсах, но этого
эксгибиционистского акта не потребовалось. Облом за дверью, видимо, решил
проявить инициативу. Вот говорят, что инициативный человек - это хорошо.
Неправда. И прислужник Машкина в этом убедился на собственном опыте. Едва
закрылась задвижка глазка и загремел отпираемый засов, как я бесшумно
метнулся к двери, схватил доску и застыл на замахе. Дверь медленно
приоткрылась ровно настолько, чтобы в камеру просунулась голова с пегой
челкой.
- Ну, пошли, - сказала голова. И это было последнее, что она сказала.
По крайней мере в ближайшие несколько часов. Нары в камере были сделаны из
хороших дубовых досок. Настолько хороших, что моя доска даже не
поломалась, оглушив охранника. После удара тело, распахнув плечами дверь
еще шире, ввалилось в камеру.
Через две минуты, закрыв обезвреженного громилу и не забыв на всякий
случай прихватить с собой доску, я осторожно поднимался по лестнице,
надеясь, что смогу без затруднений выбраться со двора.
Я не знаю французского языка, но у галлов есть хорошая поговорка
(если это не мудрая мысль кого-то из великих). По-русски она звучит так.
"На войне - как на войне". Военные действия открыл не я, и кто меня осудит
за оглушенного охранника? В последующие сутки слова эти мне пришлось
повторять много раз, чтобы успокоить разгулявшуюся совесть.
Уже стемнело, когда я выбрался на окраину Новополевки. Последний
автобус ушел с автостанции полтора часа назад, и мне предстояло
воспользоваться попутными средствами. Счастье мое, что в заднем кармане
джинсов лежали две десятки, сэкономленные из скудной редакторской зарплаты
для молодецких забав. Их должно было хватить теперь, чтобы добраться до
родного издательства.
А все-таки Машкин не соврал, когда утверждал, что милиция на его
стороне. И лбы у его подручных были достаточно крепкие. Не успел я отойти
от города и на километр, как меня догнал милицейский "УАЗ". Осветив меня
фарами, он притормозил, и я, памятуя предостережение Машкина, но все же
надеясь на социалистическую законность, приблизился к машине. Хорошо, что
у дороги были заросли дикого абрикоса. Я успел в них нырнуть, когда от
машины послышалось: "Вот он, сука!" И дважды полыхнуло пламенем выстрелов.
Стрелявший громила так спешил рассчитаться со мной за удар доской по лбу,
что в волнении промахнулся и лишь одна из пуль зацепила мое плечо,
разорвав куртку, но не задев тело. Продираясь сквозь заросли, я услышал
сзади еще выстрел. Пуля прошла далеко в стороне.
Только около пяти утра я доплелся до Буденковска. Выходить на дорогу
я не осмелился и пришлось тащиться вдоль лесополос, стараясь не сбиться с
направления и ожидая засады за каждым поворотом.
На мое счастье, Сережка был дома. Мать его уехала на месяц к
родственникам. А поскольку накануне он вернулся с семинара или симпозиума,
ввечеру имел место небольшой банкет. По всей квартире, в самых неожиданных
местах стояли пустые и полупустые бутылки и стаканы, пепельницы, полные
окурков. На диване спала какая-то девица в полосатых плавках, очень
похожих на мужские.
Сережка с опухшей мордой, кое-как завернутый в серый махровый халат,
провел меня в свою комнату. Прижав ладонь ко лбу, морщась, он знаком