"Валентин Пикуль. Две картины" - читать интересную книгу автора

войны, каких еще не знала история. Москва для меня не военная, а
политическая позиция. На войне еще можно отступить, а в политике..,
никогда!
Он резко, всем корпусом, повернулся к Бертье:
- Пишите приказ: дальше Смоленска не тащить к Москве пушки и припасы.
Теперь это бессмысленно. У нас передохли лошади, и нам не вытащить отсюда
все то, что мы имеем.
Наполеон пробыл в Москве всего 34 дня. В день, когда он проводил
смотр войскам маршала Нея, дворы Кремля огласились криками, послышался
отдаленный гул. Все заметили тревогу в лице императора. Он обратился к
Бертье:
- Объясните мне, что это значит?
- Кажется, Милорадович налетел на Мюрата... Кутузов от Тарутинского
лагеря нанес удар! Тридцать восемь пушек уже оставлены русским. Мюрат
отходит. Его кавалерия едва тащит ноги, а казацкие лошади свежи. Ничего
утешительного, сир... Наши солдаты забегали по лесам, как зайцы.
- Теперь все ясно, - сказал Наполеон. - Нам следует уходить из Москвы
сразу же, пока русские не загородили нам коммуникации до Смоленска...
Однако не странно ли вам, Бертье? Здесь все принимают меня за генерала,
забывая о том, что я ведь еще и император!
Покидая Москву, он произнес зловещие слова:
- Я ухожу, и горе тем, кто станет на моем пути... Иначе мыслил
Коленкур, шепнувший Лористону:
- Вот и начинается страшный суд истории...

***

Анне Никитичне Нарышкиной, владелице села Тарутина, фельдмаршал
Кутузов, князь Смоленский, писал тогда, что со временем название этого
русского села будет памятно в российской истории наряду с именем Полтавы,
и потому он просил помещицу не разрушать фортеций оборонительных - как
память о грозном 1812 годе. "Пускай уж время, а не рука человеческая их
уничтожит!" - заклинал Кутузов...
Вторую картину "Лористон в ставке Кутузова" наш замечательный мастер
живописи Н. П. Ульянов создавал в тяжкие годы Великой Отечественной войны,
когда враги вновь потревожили историческую тишину Бородинского поля.
Его картина "Лористон в ставке Кутузова" служила грозным
предупреждением захватчикам, которых в конечном счете ожидал такой же
карающий позор и такое же беспощадное унижение, какое выпало на долю
зарвавшегося Наполеона и его надменных приспешников.