"Валентин Саввич Пикуль. Конная артиллерияа- марш-марш! (Военный рассказ) " - читать интересную книгу автора

Ложе его было жестким, одеял и подушек он не признавал, голову во сне
подпирал кулаком. Дворники еще с вечера нагребали перед крыльцом сугроб, и
Костенецкий, восстав ото сна, нагишом кидался в снег, купаясь в сугробе,
будто плавая в ванне. После пил чай, заваривая его в стакане, а чайные
листья съедал - это был его завтрак! Яды не оказывали на его организм
никакого действия, и он, чтобы потешить сослуживцев, невозмутимо разгрызал
кусок мышьяку, которого вполне хватило бы, чтобы отравить целый полк. Пищу
употреблял самую простую - щи с кашей да мясо. Стройный и красивый, Василий
Григорьевич чрезвычайно нравился женщинам, и однажды в Красносельском лагере
дамы решили над ним подшутить. Небольшой булыжник, имевший грушевидную
форму, они столь искусно раскрасили, что камень выглядел аппетитной грушей,
только что расставшейся с родимой веткой.
- Это вам от нас, - сказали дамы.
Костенецкий сразу "раскусил" женскую хитрость.
- Ах, какая сочная! - И размял "грушу" в железных пальцах...
XIX век он встретил уже в чине полковника, командуя ротой, в которой у
него завелся соратник - фейерверкер Маслов, тоже богатырь, не уступавший в
силе своему полковнику. Когда на маневрах лошади не могли вытянуть орудие из
болота, Костенецкий с Масловым брались за оси колес и без натуги выносили
пушки на сухое место. Что тут удивляться, если даже самый длинный палаш
казался игрушечным в могучей длани полковника.
- Не могу же я воевать этой шпилькой! - возмущался он.
Специально для Костенецкого из Оружейной палаты Кремля был выписан
гигантский меч - подарок английского короля царю.
1805 год стал годом Аустерлицкой битвы, в которой для Наполеона
зажглось нестерпимо яркое "солнце" его победы. Ночь перед боем была
напряженной; ездовым лошадям задавали корм прямо в дышлах, а строевых даже
не расседлывали; сторожа ушами, кони громко хрумкали сеном, голосистым
ржаньем отвечая на призывы конницы французского лагеря; вдоль коновязи
потрескивали костерки, на которых булькали солдатские чайники.
- Ты от меня не удаляйся, - наказал Костенецкий Маслову. - Может, даст
бог, и свершим завтрева нечто удивительное...
Битва началась! Когда победа Наполеона сделалась явной, в атаку хлынули
русские кавалергарды, и (как писалось об этом уже не раз) поле Аустерлица
покрылось белыми колетами павших юношей. В этот трудный для нашей армии день
кавалергарды полегли все замертво, но своим беспримерным мужеством они
спасли честь русской гвардии. Зато конной артиллерии пришлось спасать свои
пушки... Дело это вошло в историю битвы как дело страшное! Офицеры роты
Костенецкого были хватами под стать командиру: Дмитрий Столыпин (дядя поэта
Лермонтова) и Николай Сеславин (брат знаменитого партизана) - они, когда
французы насели на пушки, обратились к полковнику со словами:
- Погибать - так прикажи, и все костьми ляжем...
Отступать было некуда: французская кавалерия обошла их фланги, отсекла
им пути отхода, а за кущами виноградных террас мелькали чалмы наполеоновских
мамелюков. Из ножен Костенецкого долго выползала, словно длинная змея из
глубокой норы, сизо-синяя полоса его небывало грозного булата.
- На пробой! - возвестил он, пришпорив коня...
В истории Аустерлица записано: "Под ударами огромной сабли
Костенецкого, одаренного силой Самсона, французы валились вокруг него, как
колосья ржи вокруг мощного жнеца". Он повел роту "на пробой", а за ним