"Расплетающие Cновидения" - читать интересную книгу автора (Парфёнова Анастасия)

Глава 6

Когда Аррек говорил про «отвратительный климат», он отнюдь не шутил. Я сидела в седле, укрытая, точно палаткой, огромным плащом, и чувствовала себя совершенно несчастной.

Снег. Ветер. Почти стопроцентная влажность. Постоянная болтовня Л’Риса. Нечистая совесть. Именно тот набор, который нужен в путешествии. Да, ещё лошадь, которая за какие-то пару часов умудрилась обзавестись густым, спутанным мехом. И прилагающимися к нему многочисленными блохами.

Едва отъехав от города, мы спешились на пару минут, чтобы привести себя в порядок. Я наконец сбросила дурацкую юбку и помогла Нефрит заплести и уложить вокруг головы толстые косы. Багаж мы, хвала Ауте, не распаковывали, дарай таскал его с собой повсеместно на случай таких вот неприятностей.

Перед тем как вновь вскочить в сёдла, Аррек тихо отвёл меня в сторону и сказал, что хочет, чтобы я тоже надела кольчугу. Я попыталась было окрыситься, но он вытащил откуда-то легчайшую серебряную вязь, от которой дохнуло такой странноватой силой, что осталось только прикусить язык и надеть под куртку новую деталь туалета. Кольчуга оказалась тонкой, почти невесомой, с высоким воротом и длинными рукавами, она напоминала о себе сквозь ткань рубашки едва заметным магическим покалыванием. Остаётся надеяться, что эта вещичка не боится воды. Было бы жалко потерять такую красоту из-за банальной ржавчины.

Конечно, Аррек не стал бы тратить несколько недель на путешествие в мятежную провинцию. Но и запросто телепортироваться в Халиссу ему тоже не хотелось — то ли чтобы не привлекать внимания местных магов, то ли ещё по каким причинам. На этот раз дарай из своего богатого арсенала выбрал способ передвижения, который теоретически невозможно было проследить, но который от этого отнюдь не становился более комфортным.

Мы лёгкой рысью ехали по дороге, и пейзаж менялся с каждым поворотом. Слишком быстро, чтобы это могло быть естественным. Холмы за какие-то тридцать минут уступили место высоченным промозглым и хмурым горным хребтам, с шаткими верёвочными мостами, перекинутыми через бурные реки, а затем и более экзотичным пейзажам, но, как я ни старалась, не могла ощутить перемещения. Мы просто ехали. А Аррек сосредоточенно хмурился, уставившись на следующий поворот, точно конструируя в уме то, что должно за ним появиться. И оно появлялось. Менялись одновременно и наша одежда, и поклажа, и даже порода лошадей. Менялось, без всякой логики, время суток. А я не понимала как.

Нефрит притихла и поглядывала на дарай-князя удивлённо, с задумчивым уважением, которое напрочь отсутствовало в её отношении к нему раньше.

Горы стали чуть менее дикими и чуть менее страшными, но это отнюдь не прибавило им гостеприимства. Однако здесь жили люди. На вершине нависавшей над нашими головами скалы громоздился несуразный неприветливый замок, при виде которого Сергей как-то болезненно скривился. Аррек сочувственно хмыкнул и повернулся ко мне.

— Халисса. Горное царство. С некоторых пор — провинция Лаэссе. В своём роде.

— Это как?

— Да никак. В Лаэссе считают здешние места вассалитетом и даже умудряются собирать какие-то виртуальные налоги. А горцы за предположение, что они кому-то там подчиняются, вполне могут перерезать вам глотку. Кажется, такое положение всех устраивает.

Я чуть попридержала упрямую скотину, недовольно порыкивающую под седлом, и прищурилась, пытаясь разглядеть облепивший склоны всё той же горы городишко. Чрезвычайно грязного и разваливающегося вида.

— Интересные здесь обитают аборигены. Глотки режут, похоже, без особых угрызений совести.

Аррек уставился в пространство.

— О да. Интересные. Не обманывайтесь их внешним видом и непревзойдённой «тонкостью» манер, моя леди. У халиссийцев очень развитая культура, и достаточно своеобразная. Здесь среди детей распространены сложные стратегические игры, рядом с которыми равнинные шахматы покажутся младенческими считалочками. Даже среди пастухов в этих краях повальная грамотность. У меня был друг из клана Медведей, здоровый, как его тотем, повсюду таскавшийся с двуручным мечом и ругавшийся, как десяток лаэсских гвардейцев, вместе взятых. Но он был лучшим поэтом, с каким мне когда-либо приходилось сталкиваться.

Друг? У Аррека? Звучало почти как оксюморон. У Аррека не водилось постоянных друзей, у него были постоянные интересы. Хотя сегодня он казался удивительно... человечным.

А как насчёт магии?

Дельвар. Практичен, как всегда.

— Халиссийцы не очень верят в Ограничение Магии. Здесь бытует представление, что раз уж какие-то чары будут созданы, то Творец, по определению, не может не одобрять их существования, применение же всякой мерзости — дело совести каждого отдельно взятого индивида. Благодаря этой практичной философии они никогда не сжигали ни книг, ни колдунов и умудрились сохранить многое из знаний, Великой Академии недоступных. А местные династии магов (вот уж кто отнюдь не брезгует возможностью оставить потомство) были всегда невероятно сильны в области контроля над Воздухом.

— Сильнее, чем эль-ин?

— Не надо такой иронии, Л’Рис. Это их горы.

Я задумчиво наматывала на палец посеребрённую инеем прядь.

— В общем, ссориться с аборигенами не рекомендуется.

— Ссориться никогда не рекомендуется. Но я бы не стал рассчитывать, что местным можно будет с такой же лёгкостью пустить пыль в глаза, как это удалось в Лаэссе. Да не больно и хочется, если честно.

Он отвернулся. Забавно. Эль-ин устраивают представления на публику просто потому, что ценят красоту хорошо продуманного действия. Аррек — только тогда, когда это помогает ему достичь поставленной цели.

Мы тронули лошадей, начиная длинный и утомительный подъём. Снег, точно ожидавший этого момента, вновь повалил, будто кто-то опрокинул корзину с белым пухом. Я съёжилась под плащом, стараясь стать как можно меньше. Ауте, ну почему нельзя было просто долететь до места?

Л’Рис, убедившись, что вводный брифинг закончен, вновь открыл рот.

— Значит, местные интересуются поэзией? Ур-ра! В кои-то веки найдутся настоящие знатоки, которые смогут оценить все грани моего непревзойдённого таланта! Нет, вы только подумайте, некому, ну совершенно некому прочитать свои творения! Всё в трудах да в трудах! Иди туда, принеси то... И ни одной свободной минуты! Но тут, кажется, будет благодарная публика...

— Л’Рис.

— Да?

— Халиссийцы рыжих считают приносящими несчастья. И хотя обычай давить их ещё в колыбели благополучно отмер пару столетий назад, ты рискуешь нечаянно воскресить его.

— О! — Ступающий Мягко тряхнул огненно-рыжей шевелюрой. — Ну, с другой стороны, вряд ли существа, обитающие в столь жалких постройках, могут быть настоящими ценителями искусства. Вы только посмотрите на это издевательство над архитектурой! Да этот каменный гроб старше меня! И, похоже, каждое последующее поколение добавляло к нему пристройку на свой вкус... почему-то позабыв отремонтировать все предыдущие. Кошмар! Разве стоят люди, опустившиеся на такой уровень, чтобы перед ними выступал уникальный, единственный, великолепный, талантливый?..

— Л’Рис...

— Да?

— Заткнись.

— Вот так всегда! Никто меня не ценит по достоинству!

Блохи. Я сконцентрируюсь на блохах. Если попробовать выследить их по одной и спалить миниатюрными файрболами, это будет неплохим упражнением на концентрацию. Если повезёт, можно будет даже отвлечься от навязчивого желания запустить таким же заклинанием, только побольше, в собственного риани!

Контраст между халиссийским трактиром и лаэсской гостиницей был не просто разительным. Он сшибал с ног.

Замызганное, даже под снегом грязное каменное здание, построенное как раз в том стиле, что так метко отрекомендовал Л’Рис, не вызывало ничего, кроме уныния. Расположено сие чудо было на окраине города, благо строительством крепостных стен тут никто не озаботился: зачем? И так, пока враг долезет на такую верхотуру, его можно будет тысячу раз забросать камнями.

Подъехали новые посетители к сему очагу культуры и тепла к вечеру, когда прозрачные сумерки резко и как-то без предупреждения сменились абсолютной чернотой. (Куда делся день, я так и не поняла. Похоже, из рассвета нас перетащили прямо в следующую ночь.) Аррек вёл моего скакуна, посверкивающего свежеопаленными проплешинами на шкуре, на поводу: после третьего файрбола, взорвавшегося почему-то гораздо мощнее, чем полагалось, проклятая скотина взбесилась и слушаться меня отказалась наотрез. Что тут можно сказать? Только то, что чувства, испытываемые мной к собственному транспорту, оказались взаимными!

Чудная процессия остановилась не перед входом, через который то и дело шатались туда-сюда местные, а перед конюшенными воротами Сергей чуть откинулся в седле и громогласно врезал по ним пару раз ногой.

Гигантские створки содрогнулись.

Через минуту, когда арр-лорд уже вытаскивал из седла ногу, дабы повторить процедуру, ворота вдруг распахнулись. Воинственно уперев руки в бока, перед нами стояла зеленомордая личность, относившаяся к какому угодно биологическому виду, только не к homo sapiens. Было это создание метров трёх с половиной ростом, массивно, ушасто и явно очень недовольно.

— Кого ещё Дикий Волк принёс на ночь глядя?

Я ошарашенно мигнула. Это ещё говорит? То есть я, конечно, знаю, что разум принимает иногда самые диковинные очертания, но по виду этого обряженного в кожу и мех громилы никак нельзя было сказать, что его артикуляционный аппарат приспособлен к человеческой речи.

— Гостей. — Аррек, мой безукоризненно вежливый, лощёный Аррек смачно сплюнул прямо с седла. — А если ты, гоблинская рожа, всех гостей встречаешь таким манером, то в ближайшем будущем рискуешь оказаться настолько разорённым, что даже шкура твоя окажется прибитой к чьему-то полу в качестве ночного коврика.

Л’Рис в восхищении распахнул голубые глазищи, впитывая каждое слово.

Конюший смерил нахала в кольчуге прищуренным взглядом. Особенно подробно рассмотрел висящий за спиной меч. Покосился на всем своим видом демонстрирующего, как ему скучно, Дельвара.

— А ты кто будешь, чтоб предсказывать? Никак пророк?

Оно ещё и с чувством юмора!

— Я пророк, — мягко-мягко, увещевающе ответил Видящий Истину. — Я настолько великий прорицатель, что прямо сейчас тебе предрекаю: если не двинешь в сторону и не примешь лошадей, будешь долго собирать зубы по полу.

— Ничо. Новые вырастут. Чай, не задохлик вроде вас, хумансиков, — хладнокровно парировал конюший.

— Слышь, мужик, кончай рэкет, — вдруг посерьёзнел Аррек. — Не видишь, что ли, с нами дамы? Пусти в тепло, а там уж обсудим вопросы платы.

Так это что, было прояснение размеров оплаты?

Гоблин, кажется, только сейчас заметил меня и Нефрит, спрятанных за широкими спинами мужчин. И мгновенно посторонился, пропуская всю компанию навстречу теплу и свету уютной и удивительно чистой конюшни. Почти эль-инский подход к отношениям полов. Я сбросила капюшон, лёгким, будоражащим изменением готовя тело к новым условиям, и с любопытством огляделась. Конюший уже помогал Нефрит спуститься, галантно подставив свою огромную лапищу вместо лесенки и удерживая повода её зверя.

— Вы, сударыни, уж простите великодушно, не приметил. Чо ж ты, гад, сразу не сказал, что дамы мёрзнут? Нет, пророка тут из себя строит...

Мне оставалось только удивлённо поднять брови.

Мягко спрыгнув на посыпанные хвоей доски рядом с Арреком, я не без облегчения передала странному груму свою исстрадавшуюся скотинку. Тот посмотрел на обгорелый мех, покачал головой и увёл животных куда-то вглубь, тихо разговаривая с ними на незнакомом языке.

— Это что?

Аррек улыбнулся:

— Гоблин. Из горных.

— Ещё и равнинные есть? — Но... в Ойкумене вроде не осталось разумных существ, кроме людей! По крайней мере таких, о которых людям было бы известно.

— Все эти народы в большинстве своём берут начало от людей. Генетические эксперименты, магические трансмутации, просто естественный отбор: мало ли что могло случиться. Вообще, в Диких Мирах много есть такого, чего вроде как быть не должно. В той же Лаэссе, хоть она и человеческий город, можно найти и эльфийское посольство, и рабочие мастерские гномов, и несколько городских кварталов. Разве ты не почувствовала?

— Нет... То есть почувствовала, конечно, но они не ощущались как чуждое. Просто люди со странной внешностью и странными снами.

— Да, эль-ин было бы там прижиться куда как труднее...

Л’Рис, мгновенно усвоивший, как тут нужно себя вести, остался громогласно и грубо, получая от этого процесса огромное удовольствие, торговаться с подоспевшим хозяином. А остальных тут же провели вниз в комнаты. Коридор был неподражаем: феноменально грязный, тёмный, обильно устланный валяющимися тут же пьяными в стельку постояльцами, через которых приходилось перебираться, точно через поваленные деревья. Ростом эти ребята, может, и уступали эль-ин, но вот в обхвате их точно хватило бы на нескольких наших.

Лучшие покои здесь были расположены в недрах скалы, врубленные прямо в твёрдую породу, и ценились главным образом, кажется, за стратегическую защищённость. Но сами комнаты меня приятно удивили: скудно обставленные, с меховыми шкурами вместо покрывал, они были сравнительно чистыми и очень тёплыми. Что и требовалось.

Аррек удовлетворённо огляделся:

— Приятно знать, что со времени моего последнего пребывания это место так и осталось лучшим в городе.

Я фыркнула.

— О, Антея, ты, право же, не видела по-настоящему грязных гостиниц.

— Видела. Я пять лет прожила в Ойкумене, из них половину — в студенческом общежитии. Глупости всё это: кровати, простыни, которые приходится стирать. Гораздо проще было бы уцепиться за какую-нибудь ветку и завернуться в крылья.

— Люди — не летучие мыши. Не порть нашу маскировку, она и так уже трещит по швам.

Я обречённо вздохнула:

— Опять прикажешь залезать в юбку?

Он сделал драматическую паузу, любуясь моим вытягивающимся лицом:

— Нет. Халисса — одно из тех редких мест, где отличительным признаком благородной дамы можно считать потрёпанную кольчугу и меч, болтающийся на бёдрах. Аристократок тут с детства учат быть и воительницами, и магичками, простолюдинок — тому, к чему душа лежит. Так что можешь одеваться, как хочешь, и не особо скрывать свои способности. В разумных пределах, разумеется.

Настроение резко подскочило вверх. Мелочь, конечно, но всё-таки...

Аррек выдал ещё парочку советов, сводившихся в основном к простому «не высовывайся», и ушёл, прихватив с собой Сергея с Дельваром. Л’Рис поднялся в общий зал с намерением поохотиться на слухи, а я осталась в обществе невидимых северд-ин. Некоторое время сидела, обхватив колени и заворожённо смотря на переливы пламени в очаге, затем неохотно поднялась. Тихо и незаметно проскользнула по коридорам вверх, туда, откуда доносился смех и звонкий голос рыжего риани выводил строки песни.

Я невольно прислушалась.

Зал содрогнулся от громового хохота. Я тоже смеялась. Затем, чуть придя в себя, попробовала подобраться поближе.

Л’Рис был центром внимания. Сияя невинной синевой глаз на ангельски прекрасном лице, он источал истинно дьявольское очарование, к вящему восторгу всех присутствующих дам. Пальцы пробежались по струнам покоящейся на коленях гитары. Но настроение было уже другое. Безысходное, яростно-тоскливое, вопрошающее.

— ...а потом бы остановились на пару дней в Лаэссе... О, Лаэссе! Вы ведь были там, не так ли? Если были, то забыть это место вам уже не удастся.

Он с силой ударил по струнам, и они ответили ему тревожным, бьющим в самую душу, каким-то горько-насмешливым аккордом.

Город-сказка, город-мечта,

Попадая в его сети, пропадаешь навсегда...

Я вздрогнула, невольно сделала шаг вперёд. Вене, её риани... Единое целое, разделённое на несколько тел. Как много он и Дельвар знают о случившемся в Лаэссе?

Уж побольше меня...

А песня, нет, не песня даже, а просто рождающийся прямо сейчас под его пальцами набор бредовых строчек и образов, совершенно, казалось бы, не связанных с настоящим городом, продолжал выплёскиваться в установившуюся вдруг тишину.

...где женщины проносятся с горящими глазами,

с холодными сердцами, с золотыми волосами...

Не знаю, почему я не закричала. Л’Рис вдруг резко, на полуслове оборвал аккорд и, вскинув голову, посмотрел на меня. На короткое мгновение, вспышкой сен-образа, увидела себя его глазами: высокая размытая фигура, наполовину купающаяся в оранжевых отблесках очага, наполовину укрытая тьмой. Гордая, надломленная осанка, застывшие черты, выглянувшее мимолётным безумием многоцветье глаз. Золотые волосы, рассыпанные по плечам.

Остальные тоже стали оборачиваться, чтобы узнать, что же там такое привлекло внимание барда, но, прежде чем меня успел кто-нибудь заметить, проход был пуст. Я очнулась, лишь прижавшись спиной к стене своей комнаты, сотрясаясь неудержимой дрожью.

«...с холодными сердцами...»

Нет!

Тай, мальчик...

Ауте, что же Ты делаешь? Что Я делаю?

Стоп. Хватит. В данный момент я не делаю ничего полезного, а это значит, что пора заканчивать. Возвращаемся к теме. А тема у нас сегодня Круг Тринадцати и его поиски. Поскольку, ходя по улицам и ища на свою голову неприятности, с очень большой долей вероятности можно на эти самые неприятности напороться, придётся перейти к запасным вариантам. Оставим допрос свидетелей профессионалам, а сами займёмся чем-нибудь более соответствующим нашим способностям.

Встать на ноги, привести в порядок одежду. Ещё минута в вонючем коридоре, и я мягко постучала в дверь Нефрит.

— Заходите, Антея-эль.

— Вы меня ждали?

Миниатюрная женщина отвернулась от стола, у которого стояла, и не без раздражения отбросила за спину толстую косу. На узком лице из-под обычной невозмутимости проступала некая растерянность.

— Я надеялась, что вы зайдёте.

— Вот как?

— Сдаюсь. — Теперь уже отвращение. Да что случилось с мадам «У меня всегда всё под контролем»? — Всё представляющее хоть малейший интерес защищено. Это как туман: силой не пробьёшь. А времени распутывать все хитросплетения нет. Чувствую себя слепой! Отвратительно!

Я не могла не улыбнуться. Похоже, Нефрит Великолепная отнюдь не была в восторге от задания, которое на неё возложил Конклав Эйхаррона. Как там сказал Аррек: «Показная покорность и готовность выполнять чёрную работу». Ну-ну.

Нефрит попробовала было сердито нахмуриться, но, не выдержав, расхохоталась и без сил упала на стул.

— Ну хорошо. Признаю. Эти дикие меня обставили. Надо было более внимательно прислушиваться, когда Сергей говорил, что они не так уж просты. Я действительно привыкла быть «первой лягушкой в своём болоте».

Последние слова походили на цитату.

Странно, я никогда не видела Нефрит такой раскрепощённой, что ли. Кажется, хороший отдых, прогулка на свежем воздухе и, самое главное, значительная отдалённость от Эйхаррона и всего с ним связанного пошли Зеленоокой на пользу. Под обаянием её живой, искрящейся силой и упорством личности я и сама оттаяла. Что-то сжавшееся в груди в тот момент, когда в спину юного Мага Земли вошла отравленная стрела, наконец отпустило.

— А в чём именно проблема? Разве для Видящей Истину все эти защиты не должны быть чем-то совершенно несущественным? — Я уселась прямо на пол, скрестив ноги и склонив голову на плечо.

— Теоретически. — Широкий, туманный жест рукой должен был означать всё, что очень воспитанная женщина думает о теоретиках, но по причине излишней рафинированности не может произнести вслух. — На практике, однако, отнюдь не всегда приходится иметь дело с абсолютными идиотами. Я обычно совершенно точно знаю, что именно я вижу, как бы ни маскировали суть. Но что делать, если не видно ничего?

Кажется, я начинала понимать, в чём дело.

— Гм... Согласно моему опыту, основная проблема у вас, людей, в том, что вы мыслите шаблонно. Составив раз и навсегда представление о каком-то явлении, с огромным трудом выходите за его пределы. Это, наверно, не так уж и плохо. В смысле, я была бы не против, будь мой мир чуть более постоянным и устойчивым, но когда дело доходит до поиска решений... Если вы не можете увидеть что-то, почему не попробовать другие органы чувств?

— Уже.

— Тогда почему не попробовать добраться до изображения каким-то другим путём?

Пауза.

— Например?

— Ну, попытка не пытка. Я без танца вряд ли смогу отыскать что-то важное, но восприятие эль-ин отличается от аналогичного процесса у людей. А чувствительность вене вообще практически безгранична. Если немного поэкспериментировать, наверняка наткнусь на частоту, о которой люди просто не знают. Переведу это в привычные образы. И спроецирую сюда. Это поможет?

Арр-леди некоторое время рассматривала меня тем же самым странноватым взглядом Видящего Истину, который временами так бесил меня в Арреке.

— Можно попробовать. — Она демонстративно сложила руки на коленях, показывая, что передаёт всю инициативу мне.

Что же, напролом, пожалуй, идти не стоит. Если уж я ничем не могу помочь Таю, то остаётся хотя бы извлечь урок из его гибели. Значит, действуем так, чтобы не заметили. Лучше не напрямую, а используя какого-нибудь посредника, хотя бы для фокусировки. Воздух отметается сразу, хотя он был бы очень удобен: но это действительно их горы, их ветер. Земля у меня всегда вызывала в основном отвращение. Огонь? Заманчиво, но слишком незнакомая стихия. Чужие глаза? Не-е, нарвусь ещё на кого-нибудь слишком... энергичного. Вода? Ну... Ладно. Учитывая здешнюю отвратительную влажность. Океан у них тут под боком, что ли? Муссоны всякие туда-сюда летают. А, какая разница! Теперь посмотрим. Вроде пытался меня папа научить подходящему заклинанию...

Я встала, с удовольствием потянувшись, и легко прошла к столу. Взяла бокал, наполненный водой: доверять местным полуалкогольным напиткам Нефрит, даже будучи неуязвимой для ядов, не желала. Задумчиво поболтала жидкость.

— Пентограммку бы сейчас...

— Глупость какая! Вы же не можете действительно думать, что эти первобытные бредни могут быть более эффективны, чем техники концентрации!

— Ритуалы и есть техники концентрации. В своём роде. Вы должны знать кое-что о подсознании, так что и сами это понимаете. А мне бы совсем не помешало чуть стандартизировать собственное мышление, даже таким экстравагантным способом.

Она хотела было бросить что-то высокомерно-небрежное, но вдруг остановилась, задумалась и решила посмотреть, что будет дальше.

Я подняла бокал, резко выдохнула, шепча что-то и очерчивая в воздухе резкий, предельно чёткий сен-образ. А затем красивым ритуальным движением выплеснула воду.

Жидкость и не думала проливаться на пол. Вращаясь всё быстрее и быстрее с каждой секундой, она растеклась по воздуху тонким, чуть туманным зеркалом и повисла перед нами, точно переливающееся бликами окно в чужую реальность. Красивое и обманчивое, как сама смерть.

— А нельзя было просто спроецировать изображение мне на сетчатку? Или использовать эти ваши сен-образы?

Нельзя. Как же ей объяснить? Как сказать, что вот это дрожащее тончайшее водное зеркало и является сейчас мной, моим отражением, моей бледной тенью? Что лишь призрак воли удерживает моё тело от того, чтобы не разбиться, не рухнуть на пол фонтаном сверкающих брызг? Что каждая молекула, каждая капля воды в Халиссе — это я? И я знаю всё, что знают они?

Видящая Истину бросила на меня взгляд и замолчала. Как люблю с ними работать: объяснять таким никогда ничего не требуется.

В водном зеркале замелькали смутные образы, повинуясь взмаху руки Нефрит, чуть замедлились, стали отчётливей.

(Горы, снег. По почти отвесной скале карабкается человек, срывается, падает.)

(Какой-то грязный подвал. Люди.)

(Тёмная, наглухо запертая комната. На полках стоят прикованные цепью книги. В углу — посох. Тишина.)

(Роскошные, варварски обставленные апартаменты, блеск золота и гладкие переливы дорогого меха. Полуобнажённая женщина спит на застеленной медвежьей шкурой кровати. Мужчина, босой, в небрежно накинутом халате и с арбалетом, привычно прислонённым к ноге, пишет за столом письмо. Наплыв — крупным планом ровные, каллиграфическим почерком выведенные буквы.)

Нефрит положила руку мне на плечо, деликатно контролируя направление поиска. Я сейчас для неё была чем-то вроде камеры, послушно поворачивающейся туда, куда указывает оператор. Никакой собственной воли.

(Просторный каменный зал, гобелены, оружие и доспехи, развешанные на стенах, массивная мебель. Человек, похожий на седого волка, с царским венцом на голове, о чём-то спорит с Арреком. Сергей старательно пытается держаться в тени. Наплыв. Рука царя раздражённо сжимает рукоять меча. С видимым усилием расслабляется.)

(Строгий кабинет. Несколько людей переговариваются, сидя за столом.)

(Карта.)

(Мужское лицо.)

(Огромная пещера. Трещины на полу складываются в полные тайного смысла узоры, каменный алтарь...)

— Да! — Нефрит подалась вперёд. — Отмотай на месяц назад!

(В строго определённых точках узора стоят люди в ритуальных одеждах. Стратегически расположенные факелы, рисунок света и тени. Выводят одетого в белое одурманенного мужчину, укладывают на алтарь. Сложные движения, почти танец, нарастание силы. Кинжал падает, брызги крови. Вспышка. Все уходят, мужчина поднимается, но его уже нет. Теперь ему предстоит путешествие в родной город, чтобы там, когда кукловод оборвёт невидимые верёвочки, предстать перед родственниками в своём истинном, мёртвом обличье. Труп и труп, скончавшийся от скоропостижной, настигшей его уже дома болезни. Был по обычаю предков сожжён, что вызвало подозрение лишь у двух отчаянно храбрых и отчаянно глупых подростков.)

(Горы. Дорога.)

Арр-леди ещё некоторое время шастала по залежам информации, затем с протяжным вздохом откинулась назад.

— Всё. Отпускай.

Я благоразумно сделала пару шагов назад и «отпустила». Ледяная вода обрушилась на пол, обдав Нефрит веером брызг. К чести тех, кто её выдрессировал, арр-леди не позволила себе даже вскрика, не то что нецензурного выражения. Только коротко прикрыла глаза, то ли скрывая их выражение, то ли вознося короткую молитву о терпении. И лёгким пирокинезом осушила и пол, и собственное платье.

Стыдно? Мне? Не в этой жизни.

— Узнали что-нибудь полезное?

— О да. Правда, требуется расследование, но этим уже пусть занимаются остальные. — Я согласно что-то промычала, и она вытянула руку, на которую тут же плавно опустился её личный сен-образ.

Несколько мгновений, и образ наполнился смыслом и знанием — краткими выжимками из того, что мы видели в водяном зеркале, плюс ценные комментарии Видящей Истину. Порыв ветра — маленький посланец ломанулся на поиски так хорошо знакомого ему сознания Сергея.

Я плюхнулась прямо на пол, не то чтобы опустошённая, но заметно ослабевшая. Ауте, только хронической усталости мне ещё не хватало. Для по-олного счастья.

Нефрит, осторожно подвернув юбку, уселась на жутковатого вида кривой табурет. Причём проделала это с грациозностью и изяществом, заставлявшими предположить, что присутствия её несравненного седалища удостоился как минимум трон какого-то крайне влиятельного королевства. Умеют арры быть этак неосознанно высокомерными. Что есть, того не отнять.

— Вы использовали очень интересный способ ясновидения, Антея-эль. — Голос слишком небрежный, чтобы быть искренним.

— Это не ясновидение. — Я стащила к себе на пол пушистую шкуру какого-то зверя и рассеянно завернулась в неё. — В человеческом языке нет термина, который бы отражал этот процесс. А потому нет и адекватной защиты от него.

— Пресловутая ограниченность нашей мысли?

— Конкретно вашей — меньше, чем у других, арр-леди. Но в целом — да.

Она поправила и без того идеальными складками падающую юбку. Чуть склонила голову, пряча мягкую улыбку.

— И вы ещё называете нас неосознанно высокомерными.

Я фыркнула. Было тепло, хорошо и всё по фигу. А где-то на краю сознания маячили вина и страх. Как раз то настроение, в котором тянет подтрунивать над «вероятным противником», маскируя сие достойное занятие под дружескую перепалку.

— Чтение чужих мыслей без спроса человеческим этикетом не одобряется.

— А вы их маскируйте хоть немного, хотя бы для приличия, — нахально посоветовала эта гранд-дама. — Выставляете всё напоказ, а потом ещё обижаетесь.

Я забавно сморщила нос, стараясь сдержать прорывающийся наружу смех.

— Женщинам на Эль-онн закрываться не положено. А то кто-нибудь, упаси Ауте, ещё подумает, что им пришли в голову мысли, достойные того, чтобы их скрывать. То-то среди мужчин паника начнётся!

Нефрит хищно блеснула глазами, явно настроившись на охоту за интересной информацией, и тут же демонстративно равнодушно повела плечами.

— Разве у вас не матриархат?

— Ещё какой! Но для того чтобы повелевать, думать отнюдь не обязательно.

Кажется, эта мысль показалась ей... как бы это сказать помягче... па-ра-док-саль-ной. Угу. То-очно.

— Вы это серьёзно?

— А кто его знает? — Я опустила веки. — Женщина определяет цели, мужчина прорабатывает пути их достижения. Чтобы решить, что ты хочешь то-то и то-то, причём прямо сейчас, сию же минуту, интеллект, и правда, как-то...

Пауза.

— Вы надо мной издеваетесь. — Это не вопрос.

— Есть немного. — Я развела руки как можно шире, показывая, сколько «немного». Смех прорывался из горла приглушённым бульканьем.

Нефрит нахмурилась. Чуть-чуть.

— А ведь я до последнего не могла сказать, смеётесь вы или говорите серьёзно, Антея-эль. Вы — невероятное существо. Вы вселяете ужас.

Вот так просто, между делом тебе берут и объявляют, что ты числишься чудовищем. Бывает.

— Я — вене.

Она спокойно кивнула. Означает ли это, что ужас внушают все вене? И, если на то пошло, все эль-ин? Я вздохнула.

— Истина — сложная штука, арр-леди. Вам ли не знать. Посмотрите на этот мех — густое, мягкое и блестящее великолепие у меня под пальцами. Разве он не красив? Разве не роскошен? Вам бы хотелось иметь такую шубу, окажись вы холодной ночью далеко в горах?

Я прижалась к нему щекой, жмурясь от удовольствия.

— Красиво, да? Но вы, Видящая Истину, разве вы не ощущаете чуть заметный запах смерти, который от него исходит? Какое-то животное было убито, чтобы женщина могла надеть столь прекрасную шубу. Какой-то охотник вышел по местному обычаю один на один против зверя, чтобы угрозой для своей жизни искупить такую жертву со стороны благородного животного. Подумайте, как чувствуют себя халиссианки, надевая подобный подарок. Как чувствовали бы себя вы? Красота с привкусом жестокости. Жизнь, за плечом которой тенью стоит смерть. И что это за тайное, странное удовольствие, которое испытываешь, окунаясь в этот пропитанный горечью коктейль?

— Ваше ту.

Я вновь зарылась лицом в мех.

— Одно из лиц сен-образа, который обозначается звуковым сочетанием «ту». И... Где здесь Истина, леди Видящая?

Она вновь грациозно провела рукой по юбке.

— Вы ведь изучали психологию, не так ли, Антея-эль?

И куда это мы полезли? Вопрос был явно риторическим, так что ответа и не требовалось.

— Не знаю, знакомо ли вам понятие архетипа. Старая концепция, сейчас её рассматривают как исторический курьёз.

Информация, когда-то бегло просмотренная и благополучно забытая, всплыла мгновенно.

— Врождённая система психологической адаптации. — Определение сорвалось с губ прежде, чем я успела осознать, о чём вообще идёт речь. — Ваш вариант генетической памяти: образы, являющиеся принципиально бессознательными, отпечатки, слепки, «архетипы» всего опыта предков, хранилище всех впечатлений.

Нефрит красиво подняла брови:

— А интеллект нам, оказывается, не положен... — Это она пробормотала скорее про себя, чем обращаясь ко мне. Меня же тем временем захватила идея.

— Помню. Красиво. Но вряд ли адекватно. Может объяснять (или не объяснять) человеческое поведение так же, как и любая из тысяч других теорий.

Грациозный взмах рукой. Эта женщина и рот умудряется затыкать так, будто оказывает вам величайшую милость.

— Я и не пытаюсь ничего объяснить. И уж тем более не пытаюсь сказать что-то на тему Истины, которую вы изволили так небрежно затронуть. Просто провожу красивую аналогию.

Ключевое слово — «красивую». Вот удочка, на которую эль-ин ловятся безошибочно. Красота — это как наркотик. Я подпёрла голову ладонями и уставилась на неё снизу вверх, приготовившись внимательно слушать.

— Вы, разумеется, слышали о некоторых основных архетипах. — Нефрит улыбнулась. — Звучит так, словно людские головы населяет целая толпа народу, в которой никто не может между собой договориться. Но мне когда-то особенно интересным показался архетип Анимы.

Я фыркнула.

— Истинная «душа». Образ женщины, который живёт внутри каждого мужчины. И пресловутая проекция этого образа на кого ни попадя.

— Что-то вроде. Но если попытаться подойти к этому с менее практической точки зрения... Ведь как-то же мужчины себе представляют женщин. В душе каждого находится образ не только матери, но и дочери, сестры, возлюбленной, Небесной Богини. И каждая мать, и каждая возлюбленная вынуждены стать воплощениями этого образа, соответствующего самой глубокой сущности каждого мужчины. — Глаза арр-леди коротко блеснули. В этот момент мы понимали друг друга великолепно, спаянные единством более глубоким, нежели биологические различия наших видов. — Смешно, да? Он родом из своего носителя, этот опасный и завораживающий образ Женщины. Очень нужная компенсация риска, борьбы, жертв, что обычно заканчивается обманутыми надеждами. Женщина, образ которой живёт в сердце мужчины, — утешение за всю горечь жизни. И в то же время Она — великий иллюзионист, обольстительница, которая втягивает его в жизнь своей магией, причём вовлекает не только в благоразумные и «полезные» занятия, но и в ужасные парадоксы и противоречия. Туда, где Добро и Зло, Успех и Гибель, Надежда и Отчаяние уравновешивают друг друга. И так как Она представляет для мужчины величайшую опасность, то и требует от него всего его величия — и, если оно, конечно, в нём есть, Она его получит...

Кали.

Морана.

Ауте.

Генетическая память кипела в моих жилах, как бродит плохо выдержанное вино. Обрывки и вспышки.

— My Lady Sole.

— Да.

Что-то в этой безумно красивой логике казалось мне смутно неправильным.

— Минутку. Ведь тогда предполагается, что и в душе женщины есть что-то подобное?

Она криво улыбнулась.

— В некотором роде. — Вдруг Нефрит подалась вперёд, плавным, совершенно бескостным движением соскользнула на пол. Не то ползком, не то летя над полом скользнула ко мне. И зарылась пальцами в пушистое чёрное великолепие, соскользнувшее с моего плеча. — Это так. К разговору о мехе.

Даже валяясь на полу и подначивая на дальнейший спор, она умудрилась сохранять потрясающее внутреннее достоинство.

Я подумала.

— Эль-ин не люди, — был уверенный вердикт. — К нам ваши построения не подходят — факт проверенный. Ко мне — тем более.

— О? — Теперь уже она опустила голову на ладони. — Может, и так. Но вам, Антея-эль, не приходило в голову, что общаться-то приходится с людьми? У которых имеется некий, скажем так, образ, через призму которого они вас видят?

Пугающая мысль. И оттого, что посещала она меня отнюдь не в первый раз, менее пугающей не становилась.

— А я не вписываюсь в образ. — Пусть попробует найти ответ на это. — Я вообще ни во что не вписываюсь!

Она ничего не ответила, только смотрела на меня насмешливыми и умными глазами. Потом вздохнула.

— Вы и в самом деле так думаете, да? Танцовщица. Ведьма. Королева. Таинственная и опасная. — Нефрит чуть растягивала слова, забавляясь уже в открытую.

— Кровавая Ведьма, если верить оливулцам. — Жалкая попытка отшутиться. Она ведь не может быть серьёзной, так? Я? Воспринимаемая кем-то как источник погибели и вдохновения? Ничего более бредового в жизни слышать не приходилось. Знаю! Это месть! За то, что чуть раньше я её сбила с толку рассуждениями об эль-инском варианте матриархата. Нефрит Зеленоокая решила продемонстрировать, что не одна я умею тонко и изощрённо издеваться.

Дверь распахнулась, в комнату бесцеремонно ввалились Сергей с Арреком. Не знаю, была ли я рада, что разговор прервался, или сожалела об этом. Разговор как раз принимал крайне интересный оборот.

Арры застыли с изумлением на благообразных физиономиях. Я прыснула, представив, что они сейчас увидели: мы с Нефрит на полу, нос к носу, болтаем ногами в воздухе и кутаемся в одну гигантскую шкуру. И атмосфера откровенного веселья в комнате, подсвеченная парочкой выпущенных мной сен-образов. Для полноты картины не хватало только пустой винной бутылки.

Сен-образ Нефрит радостно рванулся к ней, стремительно наливаясь радужными цветами юмора и расслабленности, беспечно запрыгал в бликах очага.

Арр-леди (не вставая с пола) величественно повернулась к вошедшим и тоном всевластной королевы осведомилась об успехах в проведении расследования. Я согнулась пополам от истеричного хохота.

Аррек коротко поклонился и сообщил, что да, они знают, где искать одного из Круга Тринадцати. Точнее, они нашли кого-то, кто это знает, и теперь просят, чтобы Видящая Истину присутствовала при допросе, дабы засвидетельствовать правдивость показаний. Похоже, что наша одиссея, и правда, медленно продвигается к логическому завершению. Ради того чтобы что-то узнать, Аррек бы не стал дёргать Нефрит, тут он и сам вполне компетентен, а вот заручиться доказательством, достаточным для суда на Эйхарроне, — это совсем другое дело.

Нефрит плавным движением поднялась на ноги и скользнула в протянутый Сергеем плащ. Я же свою верхнюю одёжу портировала прямо себе на плечи сама и с вызовом уставилась на Аррека. Пусть только попробует меня не взять! Но дарай лишь ещё раз коротко поклонился и открыл портал.

Мы ступили в холодную ночь.

И вновь оставалось лишь поражаться мастерству Аррека. То, с помощью чего мы могли за один шаг переместиться на некоторое расстояние, не было порталом в прямом смысле этого слова. И не могло быть засечено наблюдателями, ни из местных, ни даже из Эйхаррона. Северд-ин прошипели что-то подозрительно напоминающее ругательство, неощутимо материализуясь рядом с нами. Опять им не удалось проследовать тем же путём, что и остальные, опять пришлось нагонять. Я тихо улыбнулась в темноте капюшона.

Мы были в ночном лесу. Город, судя по всему, находился совсем рядом, может в паре километров, но по виду окружавшей нас чащобы этого не скажешь.

Дельвар стоял на морозе в одной рубашке и небрежно накинутой кольчуге: куртка, исполосованная и изжёванная, валялась на снегу живописной кучкой клочков и полосочек. Кажется, у него тоже был занимательный день. Или ночь?

У его ног, удерживаемый в очень неудобном положении, с вывернутыми назад руками и опущенной головой, скорчился человек. Человек ли? Одет он был точно не по погоде, но, даже оставаясь в чём мать родила, похоже, больше страдал от унижения, чем от мороза. Хорошо хоть снег прекратил валить.

Аррек с Сергеем подошли к пленнику, а мы с Нефрит остались чуть в стороне, предпочитая казаться размытыми, безликими тенями.

Мужчина же вскинул голову, безошибочно устремив взгляд прямо на нас. В лунном свете глаза его блеснули яркой, светящейся изнутри желтизной.

— Плащ дайте. — Голос хриплый, животный. Точно его голос не совсем предназначен для произношения человеческих слов. — Дамы всё-таки.

Вот вам и маскировка тенями!

Аррек сдёрнул с плеча свой плащ и накинул его на странного «языка». Тот коротко рыкнул, что при желании и некотором воображении можно было принять и за благодарность.

— Титул?

— Вер. Царевич Халисский.

Кажется, перед тем как начать задавать вопросы, беднягу хорошенько обработали, может подкорректировали что-то на органическом уровне, потому что сейчас он начал отвечать сразу и без запинок. Только светящиеся в темноте расплавленной яростью глаза выдавали, что это всё-таки допрос.

— Приятно познакомиться. Теперь расскажи, что ты знаешь о Мастере-Целителе ЛеКреине?

Пленник дёрнулся в железном захвате Дельвара, да так, что дюжего риани чуть было не сшибло с ног, но послушно начал рассказывать невесёлую историю своего знакомства с неким ЛеКреином. А я вдруг обнаружила, что с трудом могу сосредоточиться на его словах.

Я вглядывалась в искажённое яростью лицо, пыталась понять, что же передо мной. Всё словно отодвинулись, голоса звучали приглушённо и как-то рокочуще. А в ушах стучало — неужели так громко может шуметь моя кровь?

Запахи. Запах свежего снега, леса и диких зверей. Мята и лимон — от Аррека. Сладковатый, ненавязчивый, бьющий точнёхонько в гормональную систему — Нефрит. А вот то пятно горьких ароматов — наверное, Сергей.

Но отчётливей всего ощущался запах пленника: дикий, мускусный. Нечеловеческий. Запах сырой шерсти и застарелой крови. И ярости. Бешеной, застилающей мысли и звуки ярости.

Казалось, кровь не течёт — кипит в жилах. Казалось, мышцы болят и стонут от желания превратиться во что-то иное, что-то сдерживаемое лишь волей чужаков. Казалось...

Мир окрасился в красное и золотое. Луна почти жгла глаза нестерпимым приказом.

Я подняла руки и увидела, что пальцы заканчиваются когтями. Не аккуратными, длинными и смертоносными когтями эль-ин, а жуткими, грязными полумесяцами, уродовавшими руки, заставляющими кости хрустеть от боли.

На фалангах пальцев появилась шерсть. Люди пахли уже не своими ароматами, а кровью. Горячей, вкусной кровью, свежим парным мясом, в которое можно вцепиться клыками. Та-ак...

Я действовала с безошибочностью, выработанной долгой практикой и здоровым инстинктом самосохранения. Миг — и меня окружила стена Вероятности, щит, наглухо отсекающий все лишние впечатления. «Я — Антея тор Дериул-Шеррн. Я — эль-ин. А ещё я — вене, и иногда это доставляет больше хлопот, чем хотелось бы».

Привычное с детства внушение помогло, но собственный муж по-прежнему вызывал подозрительно гастрономический интерес. Что-то в этом было не то.

Закрыть глаза. Вдохнуть свежий, тщательно отфильтрованный воздух параллельной Вероятности.

«Мой мир — синий и холодный, в отстранённых тонах зимней ночи. Мой мир — золото, и многоцветье, и голубизна цветка, жгущего петлицу куртки. Мой мир — это мой мир. И он таков, каким я пожелаю его видеть».

Давящий багрянец наконец отступил. Стало возможно расслышать что-то ещё, помимо грохота собственного сердца. Я подняла веки и встретилась взглядом с потрясённым, исполненным не то надежды, не то ужаса взглядом пленника. И обеспокоенным взглядом Аррека. Проигнорировала первого и послала второму извиняющуюся улыбку. И почувствовала, что меня окружает ещё одна стена щитов, на этот раз куда более искусно сработанных. Параноик. Но заботливый.

Н-да. Что-то совсем вы не в форме, леди из Изменяющихся! Конечно, и раньше случалось излишне увлекаться изучением, полностью втягиваться в мир другого существа, но сейчас это казалось особенно не к месту. Чуть было прямо там не превратилась во что-то лохматое и клыкастое. Зато теперь я о вервольфах знала много всякого интересного. Забавные, кстати, создания. Как-нибудь надо будет попробовать пройти трансформацию до конца.

Допрос заканчивался. Из обрывков я смутно уловила, что в Халиссе обретает некая секта, мешающая магию с политикой и, помимо прочих своих многочисленных достижений, умудрившаяся спутаться с одним из членов пресловутого Круга. Проход к его замку находился где-то в горах. Карту с указанием маршрута извлекли напрямую из разума Вера: вряд ли оборотень, побывавший там в звериной форме, смог вспомнить маршрут осознанно.

Наконец всё, что можно, из пленника вытряхнули. Собрались было уходить, Вер вновь затравленно дёрнулся в медвежьей хватке риани. Судя по всему, он пребывал в полной уверенности, что доживает свои последние минуты: кто же будет оставлять живого свидетеля?

У Аррека были другие планы. Пленника швырнули на снег, и невидимые путы, сдерживающие его, мгновенно исчезли.

Трансформация заняла от силы десять секунд. Я стояла, пойманная между отвращением и удивлением, не способная оторвать глаз от удивительного зрелища, боролась с желанием сбросить щиты, ощутить волшебство этого превращения более полно. Понять. Постичь.

Он выгнулся, было отчётливо видно, как скользнули под кожей острые кости, как налились железом мышцы, которых не было, не могло быть в человеческом теле. Шерсть, густая и чуть рыжеватая, вдруг засеребрилась под призрачным светом луны, снег разрывали уже не скрюченные пальцы, а жёсткие, страшные даже на вид когти.

Молодой рыжеватый волк грациозным прыжком скрылся в подлеске, злобно и голодно блеснув на прощание желтизной глаз.

— Н-да, — протянул Сергей. — Повезло местным с царствующей династией.

Аррек небрежно махнул рукой.

— Вполне приличные волки. Мне, честное слово, приходилось встречать куда более бездарных правителей, пусть даже с куда более чистыми родословными.

Мы, не долго думая, шагнули в портал, в тепло и уют устланных меховыми шкурами комнат. Оба риани вышли, Нефрит, не утруждая себя уточнением очевидного, деловито принялась собирать немногочисленные распакованные вещи, мне же хотелось внести ясность в ситуацию.

— Вам, ребята, не кажется, что мы действуем несколько топорно?

— Разумеется. — Аррек. Этак устало и умудрённо.

— И?

— Я хочу, чтобы нас заметили; с десяток ложных следов и шумовая завеса параллельных расследований смогут сбить противника с толку. Пусть поломают голову, что задумано на самом деле.

Поднять шум и посмотреть, что будет. Не то чтобы оригинально, но срабатывает. Особенно в мастерском исполнении — а другого Аррек бы себе не позволил.

— Мы сегодня уходим в горы?

— Да. Как только рассветёт. Ты...

Он на мгновение заколебался.

— Да? — Мой голос — сама подозрительность.

— Гм, — дарай благоразумно отодвинулся на пару шагов, — может быть, имеет смысл задержаться? На пару часов.

Он не сказал «тебе нужно отдохнуть», что спасло нас обоих от семейного скандала, но я всё равно вскинулась.

— Нет.

— Как пожелаете, моя леди.

В этот не самый удачный момент дверь широко распахнулась, и в комнату, завывая и пьяно терзая струны гитары, ввалился Л’Рис. В ноздри шибанул непереносимый запах спирта.

— Гаа-аспаа-ажа А-эя... — Это он, надо полагать, мне.

Ступающий Мягко пинком отправил дверь на место и, стоило внушительной, усиленной его же собственными заклинаниями деревянной перегородке отрезать нас от коридора, мгновенно протрезвел.

Брови Нефрит взлетели изумлёнными птицами — уж кто-кто, а Видящая Истину точно могла сказать, что он вовсе не притворялся, а был действительно пьян. Вдрызг. А теперь вот оказался трезв как стёклышко. Впрочем, ни первое, ни второе состояние никак не должны были отразиться на его способности собирать информацию.

— И о чём же говорит местное общество? — Я чуть склонила голову к плечу.

Он, бережно укладывая гитару в чехол, поморщился.

— Местное общество на удивление молчаливо. По крайней мере, относительно того, что действительно опасно и действительно интересно. Чувствуется долгая школа партизанских войн — наши любимые оливулцы до такого уровня поднимутся разве что через пару поколений.

— Не поднимутся, — буркнула я, — так им и дали добрую сотню лет продолжать эту развлекуху с терактами. Либо ассимилируются как миленькие, либо получат свою дурацкую независимость и будут думать, на кой она им была нужна.

— Гмм... Ну, в любом случае, в таверне никто и словом не обмолвился о делах, хотя я готов заложить собственную шевелюру, что как минимум треть там присутствующих состояла в как минимум четырёх подпольных организациях: что-то криминального толка, что-то борющееся за свободу родной Халиссы против лаэсских захватчиков, ещё что-то здорово напоминающее царскую тайную полицию (серьёзные, кстати, ребята). И, самое интересное, подпольный союз местных магов, учёных и шарлатанов.

— Ага. — Заинтересованность Аррека выдали лишь азартно дрогнувшие ноздри. И то лишь потому, что он находился среди своих.

— Мне удалось напоить парочку учеников, не слишком высокого ранга, и под шумок покопаться у них в мозгах. С целительством тут не очень: есть очень одарённые люди, но талант этот исключительно природный, совершенствовать его не умеют. Попахивает Кругом, но только если о-очень принюхиваться. Вообще, все следы ведут к таинственной горной пещере...

Тут они перешли на сен-образы, мне, по большей части, не понятные, но очень насыщенные содержанием.

— Я подожду снаружи. — Коротко кивнула, подхватила плащ и направилась к выходу. Запах прокисшего вина, источаемый одеждой Л’Тиса, сделал пребывание здесь совершенно нестерпимым. Изменять обоняние, всё ещё обострённое после знакомства с оборотнем, мне сейчас не хотелось — это свойство скоро могло пригодиться.

Преодоление препятствий, скромно именуемое «передвижение по коридорам Халисской таверны», на этот раз показалось гораздо менее забавным. Разбив кому-то зубы, сломав ключицу и вывихнув руку, пытавшуюся ущипнуть за мягкое место, я наконец выбралась на свежий воздух. Жадно вдохнула морозную чистую ночь. И расслабилась. Почему-то в помещении, среди множества людей было плохо. Душно, муторно и непривычно.

Светало. Я стояла в тени, у конюшенных ворот, сливаясь с тишиной, как умеют сливаться с ней мёртвые и дараи. А ещё — эль-ин в отвратительном настроении. Смертный мог бы пройти в нескольких сантиметрах от застывшей фигуры и ничего не почувствовать.

Нападающий простым смертным не был.

Сильные руки схватили меня сзади, дёрнули в темноту внезапно открывшегося входа. Запах зверя и крови, ударивший в голову. Аакра оказалась в руке ещё раньше, чем северд-ин получили приказ не вмешиваться. Впрочем, захоти они что-то предпринять, похитителю не удалось бы и на сто метров приблизиться. Очевидно, телохранители классифицировали ситуацию как входящую в рамки расследования, а не как угрожающую.

Аакра испарилась из пальцев, едва успев появиться. Не стоило пугать столь неожиданно появившийся источник информации.

Я расслабилась в железной хватке, затем спокойно повернулась и посмотрела на похитителя. Ставшие серыми глаза, аристократические черты.

Вер, царевич Халиссы, отшатнулся, впервые вблизи увидев моё лицо. Только Аррек мог называть его красивым, не краснея от собственной лжи. Для остальных в лучшем случае «экзотичное». Или «странное», или «сильное», или «чужое». Лучше не вспоминать, какие эпитеты находили в своих памфлетах оливулцы.

— Что дальше? — Я постаралась, чтобы вопрос прозвучал как можно более спокойно. Возможно, даже перестаралась.

По-моему, он несколько растерялся. Бывает.

— Миледи! Ты... Вы... должны пойти со мной!

— Зачем?

— Зачем? Потому что мы должны быть вместе!

Теперь пришла моя очередь растеряться.

— Ээ... Что?

Он, точно разобравшись для себя в ситуации и решившись на что-то, подался вперёд, ловя мои ладони. Шёпот был сбивчив и яростен.

— Мы должны быть вместе. Ты и я. Я чувствовал. Там, на поляне я почувствовал. Ты — как я. Женщина моего вида, волчица. Единственная не из Семьи. Да, я почувствовал. Я и не надеялся, что удастся встретить... Это знак. Предназначение. Мы должны... Я...

О-ох. Изменение. Этот молодой дурак почувствовал моё изменение. Ауте, как же выкрутиться из такой ситуации?

— Послушайте, вы ошиблись...

— Hет. — Он тряхнул меня так, что в глазах потемнело. — Я почувствовал. Твою кровь, твою жажду. И ты, ты почувствовала мою, я знаю! Мы — одно целое, отражение друг друга. Этому нельзя противиться!

Самое смешное и самое страшное — он был прав, но не так, как он думал. Я действительно стала его отражением — на несколько секунд. Как объяснить молодому идиоту, что то была лишь стандартная процедура исследования?

— Я другая. Неужели ты не чувствуешь?

Я чуть изменила поляризацию щитов, делая их проницаемыми для запаха, но не опуская полностью на случай неожиданного нападения. Его ноздри дрогнули.

— Нет! Нет, я не ошибся. Я чуял. Ты — это она! — И вновь тряхнул так, что чуть душу не выбил. Это уже начинало надоедать. — Ты ведь тоже чувствуешь, да? Ощущаешь мою кровь, мою жажду?

Сейчас я очень старалась именно это не ощущать.

Серые глаза медленно наливались желтизной, на запястьях, вокруг которых железным кольцом сомкнулись его руки, я начинала ощущать всё более и более отчётливо давление когтей. Время разговоров, кажется, проходит.

— Отпусти!

— Вы же слышали, царевич, леди попросила отпустить её.

Вер обернулся так стремительно, что я почти не заметила это движение. Аррек спокойно стоял у противоположного входа, только чуть побелевшие костяшки пальцев выдавали высшую степень гнева. О-ой. Я испуганно зажмурилась, ожидая, когда разверзнутся врата Бездны. И тут же вновь распахнула глаза, боясь пропустить что-нибудь интересное.

— Ты! — Голос Вера бы низок и хрипл. Звериный голос. Я заворожённо гадала, какие трансмутации, какие изменения в человеческом горле могли бы заставить звуки звучать так... так похоже на рык.

— Я. — Аррек приближался нарочито замедленными, как будто растянутыми во времени движениями, но почему-то умудрился оказаться с нами рядом прежде, чем кто-то понял, что же всё-таки происходит. Тонкие сильные пальцы легли на запястья вервольфа, чуть-чуть сжали. Что-то хрустнуло. Крик удивления и боли: тиски на моих руках разжались, а оборотень оказался болтающимся в воздухе — Аррек держал его за шкирку, точно напроказившего щенка.

— С вами всё в порядке, моя леди? — Это он, надо полагать, мне. Я ошалело кивнула, не зная, то ли сердиться, то ли бояться. В таком состоянии я Аррека видела лишь однажды, после того как мама и Ви имплантировали мне новый камень, тогда он не набросился на «обидчиков» только потому, что был слишком занят утешением меня самой. Может, имеет смысл грохнуться в обморок? Для разряжения обстановки.

Царевич дёрнулся, пытаясь атаковать, мелькнула когтистая лапа — и обмяк, бездумно глядя в никуда. Аррек за пару секунд полностью стёр у него из памяти всю информацию о минувшем вечере, заменив её на смутный сен-образ грандиозной пьянки. Затем небрежно разжал руку, позволяя царственной особе мешком грохнуться на пол, и повернулся ко мне.

Я попятилась.

Дарай-князь вздохнул, почти насильно выдавливая из себя гнев и ярость. Медленно, точно к испуганному оленю, готовому в любой момент сорваться с места, подошёл ко мне, чуть приобнял. Я, наконец расслабившись, уткнулась ему в плечо.

— Извини. Я знаю, ты хотел, чтобы он рассказал царю о случившемся сегодня.

— Так даже лучше, — пробормотал дарай-князь. — Надо было с самого начала прочистить щенку память — и дело с концом. Поиграть мышцами перед старым волком можно будет и потом, в более контролируемой обстановке...

С минуту мы молчали, просто наслаждаясь близостью друг друга. Потом я отстранилась.

— Мне ничего не угрожало, ты ведь понимаешь? Даже если бы его снесло с рельс, а я по какой-то причине не успела бы ударить первой, северд-ин обо всём позаботились бы. Они надёжны. — Я тревожно вглядывалась в знакомое и в то же время чужое лицо, ожидая увидеть следы бешеной, всепоглощающей ярости, которая так напугала меня всего несколько минут назад.

Но на его лице было лишь опустошение. И безграничный самоконтроль.

— Антея... — Он снова вздохнул, будто сдерживая какие-то слова. — Я знаю.

Молчание. Я ждала продолжения.

— Я испугался не того, что он тебе навредит, — у щенка для этого кишка тонка. А того, что ты можешь уйти. Закружиться в каком-то из своих изменений, стать чужой, другой. Не моей. И уйти. Навсегда.

Сказать, что я была поражена, — значит очень преуменьшить. Аррек не любил выставлять своих чувств напоказ. Нет, не так. Он никогда не выставлял их напоказ. Дарай до мозга костей. Искренность — не та основа, на которой он с первого дня строил наши отношения. Что думать по поводу сказанного — не понятно.

А когда не понятно, спасает чувство юмора. Или та жалкая пародия на него, что просыпается во мне в моменты наивысшего страха. То, что я называю своей «внутренней стервой».

— Обещаю вам, о муж мой. Если когда-нибудь я и решу удрать от вас, то уж никак не с опьяневшим от собственных гормонов вервольфом-подростком.

Он не то скривился, не то застонал.

— Я не такого ответа ждал, моя леди. — Ирония была слишком тонка, сквозь неё проглядывало что-то иное.

— У меня нет другого ответа, мой лорд. — Осторожно, боясь, что он отвернётся, прикоснулась к небритой щеке. — Прости.

Дарай-князь чуть повернул голову, как будто нечаянно провёл по моим пальцам губами.

— Тобой совершенно невозможно манипулировать. Идём. Наши спустятся через пару минут.