"Иосиф Пилюшин. У стен Ленинграда " - читать интересную книгу автора

Пойдемте со мной.
Мы прошли в комнату, всю уставленную ящиками, бутылями - большими и
малыми, увешанную хомутами, седелками, заваленную тюками летнего
обмундирования. На окне развалился на солнце худой серый кот.
Еркин долго что-то искал, перекладывая вещи, наконец протянул мне
совсем новенькую снайперскую винтовку:
- Осталось от нашей полковой школы. Надеюсь, что передаю ее в надежные
руки.
Я с удивлением взглянул на младшего лейтенанта.
- Берите же, смелее! Или руки отвыкли?
Я осторожно взял винтовку и задумался: "Сумею ли приспособиться к
стрельбе с левого глаза и упора в левое плечо?.."
Мое замешательство не ускользнуло от Еркина:
- А ты не волнуйся, дружок, попробуй... У тебя и с левой получится
неплохо...
Все это было сказано так просто, дружески, что у меня появилась искорка
надежды. Я хорошо знал, что нелегко будет восстановить искусство
снайперского выстрела. Придется долго тренироваться. Да и получится ли
еще...
Мы стояли молча. У Еркина было доброе сердце. Он понял мою тревогу.
Положив мне руку на плечо, он снова стал убеждать меня:
- А ты все-таки попробуй. Не получится - об этом никто не узнает, даю
тебе слово.
Я держал винтовку, разглядывая выбитый на ней " 838, стараясь скрыть
волнение. Надо было успокоиться душевно и окрепнуть физически, прежде чем
начать стрелковую тренировку. Полуголодный паек давал о себе знать: дрожали
руки, в глазу двоилось.
С этого дня я стал усиленно закаляться: таскал на передовую ящики с
патронами и гранатами, бревна для постройки новых дзотов и жилых блиндажей.
Каждое утро ползал по-пластунски, занимался прыжками. В прыжке я не всегда
умел точно рассчитать расстояние, нередко падал на дно канавы. Бывало и так:
ударившись больно грудью о землю, обессиленный, я садился на кромку канавы и
глотал соленую влагу, но все-таки тренировку не прекращал.
Однажды еще до восхода солнца я взял свою винтовку и незаметно ушел на
берег Финского залива. Установил мишень точно на сто метров, но как только
взглянул на нее через оптический прицел - все в глазу запрыгало. Я опустил
голову на руки. Так повторялось несколько раз. Наконец успокоившись, я дал
раз за разом пять выстрелов. Я настолько был уверен в своем провале, что, не
взглянув на мишень, ушел в расположение взвода. Но мысль - попал или не
попал - не давала мне покоя. Проверить не удалось: на следующее утро мишени
на месте не оказалось. Прикрепил новую - головной профиль и, сидя на зеленом
бугорке, стал тренироваться в перезаряжании левой рукой.
У самого берега залива на ветке высокой вербы, усеянной белыми
мохнатыми почками, сидел одинокий скворец. Я долго смотрел на птицу; она
пела, слегка трепыхая крылышками.
Весна входила в свои права.
Низко над землей с криками: "Ки-гик, ки-гик!" пролетали иволги. На
ветках ольхи и березы набухали почки, и казалось, что они слегка осыпаны
желтой и зеленой пыльцой. Птичка лозовка, перепрыгивая по нижним веткам
кустарника, глядела на меня красными глазками и, попискивая, дергала