"Алексей Пиманов, Сергей Девятов. Сталин: Трагедия семьи ("Кремль-9") " - читать интересную книгу автора

Серов, прямо так говорили: "Мы тебя уничтожим! Мы сотрем тебя в порошок!"
Дважды генералу устраивали ложные расстрелы. Завязывали глаза, водили в
подвал, командовали солдатам "пли!", а потом повязку с глаз снимали,
возвращали в камеру.
Свидание с семьей бывшему генералу разрешили уже после смерти Сталина.
Это самое тяжелое воспоминание для Надежды Николаевны Власик.
- Вот это тяжело вспоминать... Увиделись мы в конце марта или в
середине марта, не могу точно сказать. Арестовывали бравого генерала, а
пришел на свидание согбенный старик, шаркающей походкой. Смотреть было
тяжело на него. Этого я никогда не забуду, мое впечатление тогда о нем...
Никогда не забуду...


Эндшпиль

В фильме этот эпизод назывался "Последний и решительный...". Пришли мы
к этому названию не случайно.
То, что произошло на ХIХ съезде партии и последовавшем за ним Пленуме
ЦК осенью 52-го, без содрогания его участники не вспоминали.
Заранее подготовивший удар Сталин сумел до последнего момента не
раскрыть свои намерения. Паузу держать Хозяин умел.
Вот что писал Анастас Микоян в своих воспоминан и ях:
"Я не сразу понял шахматную расстановку фигур, но потом стало ясно:
Сталин хотел лишить активности членов Политбюро. И члены Политбюро это
почувствовали".
Отчетный доклад делал Маленков, а ближний круг, соратники, с опасением
ждали одного - выступления Сталина. Всего три слова, произнесенные перед
этим съездом - "это враги народа", - могли разом покончить со всеми
комбинациями последних лет.
Сталину явно доставляло удовольствие играть в кошки-мышки со своими
соратниками. Он видел, как они нервничают, гадают: будет выступать сам
Хозяин, не будет? А если будет, то чем это для них закончится?
- В перерыве съезда я наблюдаю на сцене: несколько членов Политбюро
окружили так... в углу зажали Поскребышева и допрашивают его буквально:
"Скажи, будет выступать Сталин или нет?"
Он отвечает, у него такой голос был - низко посаженный, грубый:
"Ей-богу, не знаю. Ну, ей-богу, не знаю". Именно так отвечает. "Да врешь ты,
ты что-то писал ему!" - "Ей-богу, ничего не писал!"
Это все рассказал нам Николай Новик.
Далее все происходило по воле изощренного сталинского ума. Он прочно
держал инициативу в своих руках. Он знал, когда нужно будет нанести удар, и
он ударил. Но не на съезде, а сразу после него. На Пленуме ЦК, который
собрался сразу после съезда.
Академика Румянцев, присутствовавший на съезде, очень точно описал то,
что произошло в зале. Основная масса так и не поняла, что стояло за
фантастическим поведением Сталина. Все понял только "ближний круг".
Он вошел, мрачный, даже угрюмый, не поднимая глаз, вслушиваясь в
нарастающую овацию и здравицы в его честь.
- Чего расхлопались? - глухо, неприязненно, с сильным акцентом спросил
он. - Что вам тут, сессия Верховного Совета или митинг в защиту мира?