"Томас Пинчон. Энтропия (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

Новый год, и сиротский сквознячок на улице: вишни расцветут еще не
скоро, и, как поет Сара Воан, весна, наверное, немного запоздает.
Обычно компании, подобные той, что собираются будними днями в "Старом
Гейдельберге" выпить вюрцбургского и спеть "Лили Марлен" (не говоря
уже о "Душечке Сигме Кси"), неизбежно и неисправимо романтичны. А каж-
дому настоящему романтику известно, что душа (spiritus, ruach, pneuma)
не что иное, как воздух; всего лишь природная субстанция, которая клу-
бится в атмосфере - для того чтобы аккумулироваться при вдохе. Так что
климат вмешивается не только в общественные дела - праздники или ту-
ристские развлечения, - но и в частные, словно эта пора составляет в
фуге года стретто: непредсказуемая погода, бесцельные любови, бездум-
ные обещания; и эти месяцы пробегают как во сне, тем более что позже,
как ни странно, ветры, дожди, страсти февраля и марта никогда не вспо-
минаются в этом городе, как будто их и вовсе не было.
Последние басовые ноты "Богатырских ворот", пробившись сквозь пе-
рекрытия, пробудили Каллисто от его неспокойного сна. Он все еще дер-
жал в ладонях птичку, прижимая ее к своей груди. Улыбнувшись вжатой в
перья голубой головке и усталым выпуклым глазам, Каллисто подумал о
том, сколько ночей ему еще предстоит отдавать ей свое тепло - до пол-
ного выздоровления. Он провел так уже три дня: это был единственный
известный ему способ лечения. Лежащая рядом с ним девушка шевельнулась
и, закрыв лицо руками, заскулила. Перекликаясь со звуками дождя, до-
неслись первые нерешительные и ворчливые утренние голоса других птиц,
прятавшихся в кроне филодендронов и веерных пальм: алые, желтые и го-
лубые пятна, вплетенные в руссоистскую фантазию оранжерейных джунглей,
поглотивших семь лет его жизни. Герметично закупоренная оранжерея была
крошечным островком порядка в городском хаосе, чуждым капризам погоды,
государственной политике и всяким гражданским волнениям. Методом проб
и ошибок Каллисто добился экологического равновесия, а девушка помогла
ему достичь художественной гармонии, так что колыхание растений, дви-
жения пернатых и двуногих обитателей сливались в едином ритме, как
части превосходно отлаженного мобиля. Конечно, опасаясь за целостность
своего убежища, они с девушкой больше не покидали оранжерею. Все необ-
ходимое им доставляли прямо сюда. Сами они не выходили наружу.
- Как она там? - прошептала девушка.
Она лежала как рыжевато-коричневый вопросительный знак, глядя на
него своими неожиданно большими и темными, медленно моргающими глаза-
ми. Каллисто дотронулся пальцем до перышков у основания птичьей шеи и
мягко их погладил:
- Я думаю, идет на поправку. Гляди, заметила, что ее друзья просы-
паются.
Еще в полусне девушка различала звуки дождя и птичьи голоса. Ее
звали Обад; полуфранцуженка-полуаннамитка, она жила в своем странном и
одиноком мире, где облака, аромат цезальпинии, горечь вина, случайные
щекочущие прикосновения к коже неизбежно воспринимались подобно звукам
- звукам музыки, периодически прорывающимся сквозь ревущую тьму диссо-
нансов.
- Обад, - сказал он, - пойди посмотри.
Она покорно поднялась, добрела до окна, раздвинула занавески и,
чуть помедлив, сказала: