"Альберт Санчес Пиньоль. Пандора в Конго" - читать интересную книгу автора

всегда можно было застать в комнате отдыха. Этот маленький салон был
заставлен креслами, на стенах висели скверные портреты представителей рода
Пинкертонов, в углу стояло старое пианино, которому не доводилось звучать ни
разу за последние тридцать лет. Мак-Маон взял на себя смелость превратить
салон в некое подобие мастерской. Он чинил здесь любую домашнюю утварь,
сломанную или пришедшую в негодность. Швейные машинки, замки, этажерки и
башмаки. Ирландец проводил так свой досуг, а мы сберегали с его помощью
несколько грошей, поэтому Пинкертонша даже не осмелилась протестовать.
Выходные дни Мак-Маон проводил там за работой, раздетый до пояса, распевая
свои песни и почесывая себе грудь и живот, надутый, как барабан, и такой же
волосатый, как его грудь. По мнению Пинкертонши, это зрелище походило на
римскую оргию больше, чем что-либо другое виденное ею в жизни.
Ирландец был человеком практичным. И весьма толстокожим. Я думаю, что в
пустыне Калахари найдутся камни почувствительнее, чем мистер Мак-Маон.
Однажды он попросил у меня одну из моих книжонок доктора Флага. Я дал ему
один экземпляр и стал ждать: мне было любопытно узнать, какими принципами он
обоснует свою оценку.
- Спасибо, Томи, - сказал он три дня спустя, возвращая мне книгу, - я
уже починил ножку кровати. Она была немного короче других, а Библия
оказалась слишком толстой.
В другой раз ему пришлось поехать в Ирландию за какими-то документами.
Он оставил бланк телеграммы, которую отправил своей жене, на столике в
салоне. Послание гласило: "Приезжаю пароме будущей неделе ТЧК вымойся ТЧК".
Но самым ужасным было то, что Мак-Маон отчаянно пукал. Концерт за его
дверью начинался около полуночи и был слышен на всем этаже и в доброй
половине дома. Я не преувеличиваю.
Сосуществуя с Мак-Маоном, я пришел к выводу, что этот человек научился
пукать четырьмя разными способами. Первую разновидность пуков я назвал
"Биг-Бен", они раздавались через равные промежутки времени, словно били
башенные часы. Пук, пауза, пук, пауза, и так до двенадцати раз.
Вторую я окрестил пуками "викерс"; они были не столь звучными, но
извергались в ритме очередей пулемета "викерс". В отличие от первой
разновидности их количество было произвольным: десять, двадцать либо
тридцать. По уровню издаваемого шума они в точности повторяли друг друга:
Мак-Маон в совершенстве контролировал раскрытие сфинктера и количество
выпускаемого газа. Лишь иногда ирландец терял контроль, и тогда пуки звучали
встревоженной стаей диких уток: кря-кря-кря.
Третью разновидность я назвал "скрипичными" пуками: их тонкие и
продолжительные рулады напоминали мяуканье котенка, который не может найти
свою мать. Эти выводили меня из себя больше других. И, наконец, последняя,
четвертая, разновидность - пуки "доктор Флаг". Я дал им такое название в
честь одной из его повестей. В ней рассказывалось о некоем подобии
всеафриканского потопа, предназначенного для того, чтобы избавить Африку от
язычества, и начиналась она со страшного раската грома -
одного-единственного, но мощнейшего.
Пук "доктор Флаг" раздавался без всякого предупреждения, и спасения от
него не было. Когда взрывался "доктор Флаг", все обитатели пансиона
просыпались и больше не могли сомкнуть глаз. Это был единственный пук, но
подобный бомбам такого калибра, который в 1914 году еще не был изобретен ни
одним военным инженером. Землетрясение заставляло нас открыть глаза, и,