"Борис Письменный. Явление Духа" - читать интересную книгу автора На закате мы отправились к знакомым - Мотовилкиным, у которых был самый
подходящий для барбекю зеленый дворик- бэкярд. День стоял расчудесный, Пьяный майский воздух. В кружеве солнечных пятен возбужденно шумели гости, и все прибывали новые. В круговороте у стола с закусками мы неожиданно наткнулись на кого бы вы думали? На Эрика! Одной рукой он пытался смахнуть с лопатки блямбу паюсной икры в свою картонную тарелку, а в другой руке - держал пластиковый стакан, из которого при каждом его взмахе выплескивалось вино. Эрик был чисто выбрит, одет по небрежной моде - во что- то безразмерное номерное баскетбольное, и в нем ничего не осталось от прежнего сиониста. - Какие лю- юди! - протянул Эрик блатньм голосом.- Старичок, я только что из Москвы; мотаюсь взад- вперед. Увидимся позже, окей? - Птицы и белки сходили с ума, На дальнем краю большой поляны опершись на новую трость Дух следил за хороводом белок в ветвях. Казалось - все белки участка слетелись в тот угол, чтобы угодить благодарному наблюдателю. От легкого пьяного ветра в блюда с салатом летели ольховые сережки и цветочная пыльца. Поэт Финкельгросс декламировал, а может быть сходу, а- ля прима,слагал стихи: Зачем меня осыпал семенами весенний лес? Я не земля, не дева плодородья. Я горожанин- страшный книгочей. Зачем я под зеленой кроной - весь в семенах, летучих- вертолетах? Тут парашюты, носики, стрижи, пушинки, винтики, ножи... Зачем они слетелись? На мне им не взойти... всюду попадалась мошкара и муравьи, жужжали шмели; зеленые вошки ползали по руке, извивающиеся личинки десантом свисали с неба и падали за шиворот; шагнешь - и невидимая паутина облепляет лицо. Гости сморкались, обсуждали аллергию, и понемного перебирались внутрь дома. Говорили по- русски и по- английски. На одном краю стола раздавалось даже что- то по- немецки: наш эмигрант из Берлина - Хорст (Хацкель) Шапиро беседовал с пожилым соседом Мотовилкиных - Бруно. Они оба явно работали на публику: тут же переводили немецкие слова остальным. Бруно рассказывал, как он, молокосос - солдат Вермахта, с нестреляньм своим фаустпатроном попал в русский плен. Его отправили в страшную Сибирь, откуда чудом удалось сбежать на Запад и спастись. - Помню с тех пор по- русски, - смеялся Бруно: - заспьеваем пьесенку; прошу пани попердолить. Боле не разумию... Хорст Шапиро пел на идиш какой- то куплет, подмигивая, делая вид, что это по- немецки. Он положил руку на плечо Бруно, и они качались и пели, изображая баварский бирхалле. - Окей, все- таки не понимаю, - сказал Эрик, - как, Хацик, ты можешь жить в Германии со своим Юдишь Дойч? - - - Очень даже Зэр- Гут, - смеялся Шапиро. И, уже серьезным голосом стал говорить о своей преданности европейской культуре и все обычные объяснения по такому поводу. - А почему, спрашивается, я должен давать удовлетворение юдофобам, избегать хорошего места. Германия - страна - великая; немцы, в целом, - сейчас шелковые перед нами... |
|
|