"Борис Письменный. Явление Духа" - читать интересную книгу автора

действительности, далеко там - за широченной рекой, в даунтауне Манхеттена;
завернешь направо за угол и - вот, в метрах ста, рукою подать, стоит она
сама - всеамериканская эмблема - зеленая леди с факелом в правой руке. Все
это кажется так невероято близко, будто можно враз добежать, потому что с
уровня улицы никакой разделительной воды не видно, но ясно видны
краснокирпичные строения на острове Эллис; гладкая дорога туда пуста и
открыта глазам вплоть до самого постамента Статуи Свободы.

Даже прихрамывая, с палочкой, Дух быстро дошел со мной до предела, где
оптический обман прекращался. Терпко пахнуло тиной и бензином, полетели
альбатросы, и открылась ширь залива в мелких взбитых ветром барашках. На том
берегу, как лакированная сувенирная открытка, во всю длину стояли
кристаллические структуры Манхеттена - сверкающие на майском солнце
международные страховые компании, банки и торговые гиганты.
А на этом - все было проще и беднее - на лавочках у парапета лежали,
грелись бродяги; кто- то ловил рыбу; у ворот соседней стройки лежали
штабеля заготовленного материала и тут же - еще неубранная мусорная свалка.
Рабочие в желтых касках лениво жевали принесенные из дому бутерброды,
устроившись на досках рядом с памятником жертвам злодейства в Хатыни - рядом
с замершим на бегу польским поручиком отчаянной Армии Льюдовой, бросившейся
грудь и сабли наголо, на немецкие панцырные дивизионы. Грудью на немецкие
танки бежал паренек в ладном мундире, пронзенный в спину сталинским штыком.

Дух снял свою парусиновую фуражку. Постоял у бронзового кирасира;
сказал мне, что он здесь пару часов посидит, погуляет один, и что я могу
спокойно отправляться по своим делам.
Позже, когда я вернулся, набежали плотные облака, готовые прорваться
дождем. От яркой туристической открытки остался скучный, в бурых в пятнах
засвеченный фон, а башни Манхеттена, походили уже не на сверкающие брикеты
дистанционного телеконтроля, а на мокрый забор. Лавочки парка опустели, и
только поляк все бежал прямо в Гудзон, резко выгнувшись от боли назад.

Сан- Макеича я нашел сразу - на мусорной свалке. Он и еще какой- то
бездомный старик, смачно выражаясь, колотили по жестяньм банкам из- под и
соды и пива. Бродяга в шинели стучал кирпичем, а Дух - своею клюкою,
которую от ярости даже успел расщепить. Я бросился, чтобы скорей оттащить
его, но Дух сопротивлялся, и не ушел, пока не попрощался с бродягой за руку.

- Что это вас угораздило, Сан- Макеич?
- Да вот, встретил тут демобилизованного; мы с ним отвели душу. Сидели
смотрели на ваш монумент; он мне что- то говорил; потом пошел от злости
колошматить банки.
Я тоже вошел в азарт, а что еще делать? Банка по- ихнему 'кан' -
'фрикин кан!' Попробуй сплющи с одного удара, а я научился - хочешь покажу?

Я не стал объяснять Духу, что бездомный плющил банки не от злости на
подлое мироустройство, а чтобы как можно больше сплющенных их влезло в мешок
для сдачи посудного мусора; что за банки он получит свои пять центов за
штуку и что его где- то найденная, будто бы воинская шинель, просто
случайна. Ничего такого я не сказал, но у меня появилась идея. Я вспомнил,