"Борис Письменный. Агруйс-красивист" - читать интересную книгу автора

цоколя - коренастая фигура разрушителя, похожего на Щаранского,
вытаскивающего из стены основной, несущий кирпич.
Надпись гласила:- Вам, Родоначальникам Перестройки!

Стояла ранняя весна, первое забытое тепло после российской темноты и
льдов. В такие дни женщины даже самых пуританских воззрений чувствуют себя
обнаженными и, не желая противиться природе, прямо смотрят на тебя голыми,
голодными глазами. Так же чувствовал себя и Агруйс, втянувший в себя носом
родной апрельский дурман, готовый, против своего обычая, влюбиться в
телеграфный столб. И здесь, Москва, сводница, сыграла свою роль как нельзя
лучше. Хотя не совсем уж случайно некая Шура Шаповалова приехала в тот день
на электричке из Раменского, как раз, когда Иона прогуливался неподалеку с
приятелем-поэтом Родионом Немалых.

Родион, цыганского вида, действительно немалых размеров человек,
подготовил эту, как бы случайную встречу. Он был знаком Ионе по творческим
встречам, организованным в свое время в подмосковных пригородах журналом
"Клубная Работа и Художественная Самодеятельность". Агруйс вел музкружок, а
Родион был кружковец-поэт, подающий надежды.

Итак, по распускающейся весне, на знаменитой площади трех вокзалов Иона
увидел Шуру.
Увидел и безаппеляционно одобрил. Такого с ним никогда еще не
случалось. Как они и условились с Родионом, Шура стояла недалеко от
Казанского вокзала, у оранжевого с черным конфетного киоска франкфуртской
экспортной фирмы "Гешмекен Штюк", ела эскимо на палочке и беседовала с
толстой фиксатой девкой. Та сидела в распахнутой "Тойоте", курила и сонно
что-то рассказывала, пока ее муж, негр, загонял в машину разгулявшихся
вместе нажитых черномазых детей. Срывая голос, бедный негр кричал:- Колька,
блядь...Вовка, блядь... И дальше - все непонятное на замбези. Сама молодая
мамаша, Шурина собеседница, ноль внимания на инциндент, говорила, округло
окая и растягивая слова:- ...а сноха мне тута и пишет из Новой-то Зеландии,
што у нея...

Разговор оборвался на полуслове. Потому что, увидев Шаповалову, Агруйс,
поздоровался, взял Шуру за руку и так и не отпускал, кажется, до времени их
совместного отлета в Ныо-Иорк. Что за чудо могло произойти со столь
привередливым Агруйсом? Пресловутая любовь с первого взгляда? Иона старался
ответить на мой вопрос, не мог. Я его, кажется, понимал. Мы, как правило,
тщательным образом задним числом анализируем свои ошибки или потери; удача,
всякий раз-остается загадкой. Самим ее предчувствием, мы с готовностью
опьяняемся, ныряем в удачу, как в омут, боимся сглазить расчетом.

Шура, изумительно легкая, стройная, в коротком ситцевом платьице,
никакой вам косметики, выглядела как всеобщий мужской идеал -прекрасное
дитя природы, не знающее себе цены. (Оба эти требования равно необходимы.)
Как она встряхивала волосами, как платье любовно следовало за ее телом, как
перемигивались ее коленки - все нравилось Ионе. Причем, вечный скептик, он
не мог обнаружить ни малейшего Шуриного движения, финта_такого, чтобы
нарочно понравиться ему, иностранцу, американскому 'жениху'. Такая