"Борис Письменный. Нос" - читать интересную книгу автора

истерика. Он молотил кулаками без разбора, прямо по служебным бумагам и
сверкал глазами.
Кто-то поднес стакан воды. Зубы стучали по стеклу.
- Что, скажите, во мне еврейского? Объясните мне, наконец. Ни слова не
знаю на их идиш, ни обычаев, ничего. В синагоге в жизни не бывал...
- Т-т-тока не волнуйтесь, - успокаивал его инфартник Фима Блюм из
отдела аварий, - Вас все п-понимают. Я т-т-тоже фактически не бывал в
синагоге.
Которой здесь нет. Я тоже ф-фактически не знаю ни языка, ни обычаев.
Чего вы хотите - т-такова жизнь. Вы еще с-счастливчик Михаил Степанович - и
п-паспорт у вас чистый, а имя-фамилия - просто замечательные.
- Не только имя, - рычал Никишкин, - Весь я... Убирайтесь, катитесь...
И рвал на себе сорочку.
- Нет, в самом деле, что значит имя? - Нараспев вслух размышлял
старичок Фрумкин. - У нас в Наркомпроссе служил в свое время аид по фамилии
товарищ Иванов. Ну и что? Обрезанный вы, не обрезанный, если вам говорят,
что вы еврей, значит - вы еврей. Как вы собираетесь доказывать?
Никишкин опрокинул стул, стакан, растолкал толпу и выбежал вон.

С тех пор стал он пугающе безразличный, как неживой. Слова говорил с
расстановкой будто радио на вокзале:
- Пов-то-ряю... Скоро от-прав-ляюсь...
Куда-чего, непонятно. Оказалось, что, в самом деле, предприняв нужные
действия, взял в бухгалтерии дни за свой счет и лег на операцию в
хирургическое отделение. Когда разрешил себя посетить, жена принесла ему
болгарские соки и венгерскую курицу.
- Больно, милый, - спрашивала, - Нет, лучше молчи...
- М-мм-м, - только мычал из-под бинтов Миша.
Слезы выступали на глазах. Однако поправлялся, сняли повязки, выписался
домой. У него был вздернутый носик 'Машенька' по реестру пластических
операций. Сперва немного красноватый, конечно, но, даже и в таком виде, не
без кокетства. Потом и краснота прошла.
- Ну, как, неплохо, - риторически спрашивал Антонину, с явным
удовольствием теперь крутясь у трюмо.
- Еще бы Мишенька! - подхватывала жена, а сама боялась, - вот, углядит,
что глаза остались прежние, что тогда станет оперировать?
- Это все цветочки, - как мысли ее читая, пугал ее Михаил:
- Главное, смотри впереди...
Вскоре он уволился по собственному желанию, и они переехали в другой
город.
- Заметано, - говорил жене. - По кадрам здесь буду начальником. Пусть
сволочь всякая цифры считает.
Глава одного местного заведения, даже по слухам, номерного почтового
ящика, знакомый через каких-то знакомых, имел с Михаилом Степановичем
продолжительную беседу, в процессе которой Никишкин признался, что он
прирожденный кадровик и дело поставит на недосягаемую высоту.

Когда на табличке отдельного кабинета появилась его фамилия, Никишкин
начал новую жизнь. Сидя за своим столом, теперь он чувствовал силу и власть.
Он не просто бумаги читал, проверял - он будто самих сотрудников при этом за