"Элизабет Питерс. Тайна Нефертити" - читать интересную книгу автора

ли мне о вашем отце и как...
- Как он умер? Не стоит печалиться, ситт. Он был счастлив не жить
больше старым и больным. И это произошло, как вы поняли, три месяца тому
назад.
Три месяца... Как раз после того, как он написал мне письмо.
- Он упал, - добавил Хассан. - Он упал и сломал себе позвоночник.
Я глубоко вздохнула: не столько слова, сколько тон был резким и
безжалостным. Ахмед одернул брата строгим взглядом.
- Он часто гулял по ночам. Это не в обычаях здесь, но старик... он
говорил, что плохо спал. В безлунные ночи тут очень темно. Он, конечно, знал
здешние холмы вдоль и поперек, но, возможно, почувствовал слабость или боль
и упал... Теперь мы никогда об этом ничего не узнаем.
- Его смерть - огромное горе.
- Но почему же? Он был старым, он прожил хорошую жизнь.
- Это правда, - согласилась я. - Мир его праху.
Прихлебывая чай, я оглядела комнату. Все тот же голый земляной пол и
выцветшие ситцевые подушки на деревянном возвышении, грубый стол и тяжелый
самодельный буфет - по-прежнему единственные предметы мебели. Ничто не
изменилось в этом доме, только теперь в нем больше не было Абделала.
- Вы сказали, наш отец прислал вам письмо, - проговорил Хассан, бросая
окурок сигареты на пол. - А что он в нем писал?
Такая вопиющая невежливость переполнила чашу терпения его брата. Он
сделал Хассану сердитый выговор по-арабски, на что Хассан в ответ лишь
пренебрежительно пожал плечами.
- Простите, ситт, - обратился ко мне Ахмед.
- Все в порядке, естественно, что вам хотелось бы об этом знать. - Я
поставила свою чашку, и Ахмед тотчас же наполнил ее снова. На этот раз мне
не нужно было тянуть время, чтобы придумать, что сказать, - ложь полилась
без всяких затруднений, так зубная паста легко и просто выдавливается из
тюбика. - Он посылал мне привет и писал, что надеется снова увидеться со
мной. Я планировала в любом случае поехать в отпуск, поэтому... - Я пожала
плечами, похоже, точно так же, как Хассан.
- Да, - задумчиво отозвался Ахмед, - жаль, что вы приехали слишком
поздно.
Слишком поздно... слишком поздно. Эти, без сомнения, самые грустные
слова на свете погребальным звоном отозвались у меня в голове. И вдруг
комната и все, что меня окружало здесь, стало непереносимым. Я резко
поднялась со своего места.
- Я должна идти. Благодарю вас.
Они оба проводили меня во двор: Ахмед - почтительно, как гостеприимный
хозяин, Хассан - с видом скверного мальчишки, который нипочем не оставит
взрослых одних. Мне не следовало открыто игнорировать его, поэтому я подала
ему руку при расставании, однако смелое пожатие его тонких пальцев было мне
неприятно.
- Как долго вы пробудете в Луксоре? - спросил он.
- Не знаю. Вероятно, несколько дней.
- Как жаль, - вступил в разговор Ахмед, - что вы не повидали моего
отца.
И тут я поняла, встретившись с серьезным взглядом его черных глаз, что
он не сказал мне всего, что мог бы сказать. Но с чего бы ему доверять мне,