"Александр Пятигорский. Древний Человек в Городе" - читать интересную книгу автора

обрадовался, когда Студент сказал, что пора в Университет, а то еще опоздаем
на ланч с Гутманом ("Не бойтесь, я вас сразу же оставлю вдвоем"). Когда мы
закончили подъем к Скале и, как накануне, пересели в электрокар, я спросил,
какие еще расчеты он делал для Каматэра. Студент отвечал, что опять чушь
полная получилась. При анализе текста "Послание Старейшин Северной Трети",
содержащего знаменитое "Перечисление Долгов" и написанного через 17 лет
после Победы, оказалось, что ошибки были точно такие же, как и в текстах
того времени, написанных в двух других Третях Города.
"Что же в этом удивительного?" - "А то,- Студент запарковал электрокар
на площадке для почетных гостей Университета,- что именно эта Треть была по
Договору отдана в полное и ИСКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ пользование победителей, то есть
ледов. Допустить, что за семнадцать лет леды настолько "керизировались", что
смогли сами написать десять тысяч слов текста почти без ошибок, значило бы
допустить невероятное!" "Нет,- сказал я,- если Мальчик прав, то ничего
невероятного нет. Убив всех ледов, КЕРЫ ПРОДОЛЖАЛИ ПИСАТЬ ЗА НИХ НА СВОЕМ
ЯЗЫКЕ. Для возможного оправдания перед своим же потомством, если последнее
решит на досуге позаниматься своей историей. Ха-ха, писать за ледов могло
стать у керов "культурной привычкой", как бы выразился Гутман".
"Господи, Мойсеич,- радостно кричал Гутман,- наконец мы вдвоем! Ну не
так уж вдвоем, как того бы хотелось, но за все нужно платить, а? Мы быстро
поедим и пойдем гулять. Было бы, конечно, здорово, если бы кто-нибудь из
аборигенов любезно согласился показать нам наиболее интересные экспонаты
этого "живого музея раннего феодализма", как называют Город некоторые наши
историки. И уж совсем было бы здорово, если бы наш гид вовсе не знал
русского, так что мы бы и наговорились вволю".
Я представил Гутману Студента. Тот сказал несколько любезных фраз на
английском и вежливо ретировался в бильярдную, а я повел Гутмана в
профессорский бар, где мы и оставались, пока не прозвучал гонг к ланчу.
Все это время Студент тактично не показывался, а на ланче сидел за три
столика от нас и был, казалось, целиком поглощен беседой с очень красивой
темноволосой девушкой. Заканчивая рассказ о своей жизни в России, Гутман
пожаловался на необходимость жить одновременно в трех измерениях - научном,
личном и государственном.
"А кто же вас просит жить и в государственном? По-моему, и первых двух
за глаза довольно".- "Нет, Мойсеич, вам легко говорить. Я по природе -
солдат. А солдат не может быть ГРАЖДАНИНОМ. Ученым, любовником, мужем, отцом
пожалуйста. Но если ты не гражданин, то тебе остается либо быть холопом,
либо бунтовщиком. Такой я и есть - лживый холоп, изменяющий государству с
наукой, и неверный муж, изменяющий жене с любовницей".- "По-моему, пока это
у вас совсем неплохо выходит. Да ведь и государство, которое само хочет быть
обманутым, явление историческое: приходит и уходит".- "Я сам раньше уйду",-
заключил Гутман, привыкший к тому, что его слово - последнее.
Разумеется, когда Студент с девушкой направились к выходу, Гутман
остановил его как старого знакомого или студента, который однажды пришел к
нему на семинар, но не решился заговорить с маэстро. Еще бы, Студент с
восторгом поводит его и меня по Городу - на этот раз по Средней его Трети,
чтобы и мне было интересно. Пока Студент вез нас вниз на электрокаре, а
потом на машине в Среднюю Треть, огибая Город с востока, я в двух словах
изложил Гутману проблему "начала Города". Он был настроен несколько
скептически ("Текстов мало - всего ничего").