"Андрей Платонов. Великий человек (Сб. "Течение времени")" - читать интересную книгу автора

предчувствия счастья, но в избе было спокойно и неизменно, как было всегда
с самого детства: горела лампа на деревянном, выскобленном столе,
поскрипывал старый железный флюгер - петух на дымовой трубе над крышей,
обеспокоенный полночным ненастным ветром, и мать спала на печи, она не
обещала и не говорила сыну ничего. И Григорию стало вдруг стыдно своего
желания счастья и славы, приснившегося ему во сне, и жалко самого себя, не
заслужившего ни славы, ни чести.
Наутро пал первый снег. Григорий запряг в роспуски Сон-чика и Зорьку и
поехал в лесничество, чтобы начать вывозку полагавшегося деревне Минушкино
леса, заготовленного еще до полой воды. Добрые лошади теряли в теле по
невнимательному уходу за ними Василия Ефремовича, но бежали скоро и
покорно, давно втянувшись в крестьянский труд.
За околицей шли дети и подростки, играя меж собой в снежки. Они шли с
книгами, тетрадями и пеналами, неся их в сумках через плечо или под
мышкой, и поспешали в школу-семилетку, что была в деревне Шаталовке, в
четырех километрах отсюда. Шаталовскую школу окончил весной и сам Григорий
Хромов. Все учащиеся дети каждый день ходили из Минушкина в Шаталовку, а
потом оттуда обратно домой. В теплое время это было терпимо, но зимой и в
непогоду минушкинские дети студились и уставали, а родители беспокоились о
них. Человек пять детей по слабости здоровья и вовсе не ходили в школу. Но
что было делать? Минушкино - деревня малая и учеников в ней немного; район
обещал начать строить школу, но не в самые ближние годы, а в прочее
будущее время, когда население в Минушкинс размножится и подоспеет и со
средствами в районе будет свободнее.
Григорий усадил всех детей на роспуски и подвез их до Шаталовки, а потом
повернул в лесничество.
На обратном пути Григорий раздумался; лошади шли шагом в тишине зимнего
поля, роспуски смирно поскрипывали под тяжестью двух больших хлыстов; близ
дороги рос кустарник: маленькие сосны и ели стояли запушенные поверху
снегом, как милые дети в стариковских шапках, дети, которые смеются,
нахмурившись, и смотрят на всех сквозь улыбку полуоткрытыми глазами,
полными спокойного ума.
Григорий сидел на длинных хлыстах, пружинящих от движения роспусков, и
шевелил ногами по снегу, обрушенному передними полозами роспусков.
- На амбаре накат еще постоит, - решил Григорий вслух, потому что все
равно никого не было в зимнем спящем поле. - Накат не рухнет. Я школу буду
строить с библиотекой - сложу за зиму большую избу, пусть хотя бы
четырехлетка у нас будет и библиотека - книг на тысячу. А то вырастет у
нас из детей бессмысленный народ, а пожилые подуреют без чтения иль жить
соскучатся: Василий Ефремович вон совсем одурел... В лесничестве нам
полагается еще хлыстов шестьдесят получить, попросим - прибавят:
управимся... Ишь ты, ишь ты, Зорька! Что ты делаешь, вредная какая! - и
Григорий шлепнул вожжой по крупному туловищу Зорьки.
Мерин Сончик, как более работящая и тягущая лошадь, без понукания перешел
на мелкую упористую рысь, но Зорьке это пе понравилось, и она, идя в
пристяжке, норовила укусить Сончика в морду, чтобы он опять пошел шагом и
не заставлял Зорьку бежать: она уже утомилась.
Вскоре открылось Минушкино, оно лежало в отлогой впадин земли; небольшое
семейство изб прильнуло к сохраняющей их земле; из нее, из ее веществ и
растений они созваны и тут живут. Посреди деревни на улице белела свежая