"Леонид Платов. Бухта Потаенная" - читать интересную книгу автора

не на мне клином сошелся. На поиски губы отправится другой гидрограф,
только и всего.
- А это уж, брат, не твоя печаль!
- Например, ты отправишься? Я угадал? С охотой вызовешься заменить
больного товарища? А потом исхитришься и сумеешь ничего не увидеть на
берегу?
- А хоть бы и так? В Робинзоны я, знаешь, уже не играю. И в необитаемые
острова тоже. Рассуждаю трезво. Жили наши картографы без этой губы и еще
несколько лет как-нибудь перебьются. Медь кончается там, к твоему
сведению. Вот пусть и добирает ее себе этот купчина архангелогородский. Не
платит государству налоги? А тебе-то что? Ты же не государство! - Он
доверительно перегнулся ко мне со стула: - Повременить надо! Повременить!
Только и всего. Годика три-четыре, не больше. Доберет купчина остаточки,
тогда милости просим, открывайте на берегу Ямала все, что пожелаете!
От злости я потерял на какое-то время дар речи. А бывший друг моего
детства продолжал журчать над ухом все убедительнее, все увереннее:
- Ты же не глуп, ты должен понять. Ну, положишь на карту эту губу, а
дальше что? Как воронье, налетят эти стеффены, бернадты, оффебахеры! Я
обобщаю, понятно. Но ты убедился только что, это же факт наглядный,
русским купцам и промышленникам у нас в России продыха от иностранцев нет!
То-то и оно! Абабков, он, конечно, ловкач, и жмот, и все что ты хочешь,
зато, согласись, как-никак свой брат русак!
Он, видите ли, мало того, что добросовестно отрабатывал полученные им
за посредничество деньги, он еще и базу высокопринципиальную под это
подводил! Ай да Атька!
Рано или поздно всякому терпению приходит конец. Вскочив, я отбросил
стул. Тотчас же вскочил и он, а за стеной в столовой вдруг воцарилась
тишина.
- Говоришь, свой брат русак? Врешь, это твой брат, а не мой! Да и какой
ты ему брат? Ты ему холуй, а не брат! Офицер русского флота к купчишке в
холуи нанялся! И уже не хочешь в Робинзоны? Теперь не хочешь, дрянь, не
хочешь?
В подобных случаях бог знает почему забываешь нужные слова. Под язык
подворачивается какая-нибудь чушь, безладица. К чему я, например, долдонил
ему про Робинзона?
Нет, я не бил его, не думайте обо мне плохо, хотя он, конечно,
заслуживал основательной трепки. Я просто схватил его обеими руками за
грудь, но так, что летний белый китель затрещал по швам, и то поднимал в
такт словам над стулом, то опускал с силой, будто задом его забивал сваю.
Жена высунулась из двери, ойкнула и скрылась.
Любопытно, что во время экзекуции Атька не сопротивлялся, несмотря на
то, что был раза в полтора выше меня и, если судить по кадетским временам,
намного сильнее. Он только морщился болезненно и все закидывал голову,
видимо опасаясь пощечин. А кудряшки его так и прыгали, так и танцевали над
потасканным, осунувшимся лицом. Помнится, больше всего меня злили именно
эти кудряшки.
Я потащил его к двери, и он, представьте, не упирался, послушно
перебирал ногами, по-прежнему сохраняя совершенное безмолвие.
- Чтобы и духу твоего!.. - напутствовал я его и швырнул ему с верхней
площадки перчатки и фуражку. Потом с грохотом захлопнул дверь.