"Леонид Платов. Когти тигра" - читать интересную книгу автора

Паша. Вздохнув, она присела на край постели.
- Отчего ты не спишь, хороший мой?
В интонациях ее голоса было что-то умиротворяющее. И слово "хороший"
она произнесла по-особому, певуче-протяжно, на "о" - была родом откуда-то
из-под Владимира.
Нельзя же не ответить, когда тебя называют "хороший мой". Григорий
шепотом объяснил, что в книжке есть стих: "Мальчишек радостный народ
коньками звучно режет лед". Голос его пресекся...
Но он преодолел себя. Ну вот! Когда потушили в палате свет, так ясно
представился ему Гайворон, неяркое зимнее солнце и замерзший ставок у
церкви. Крича от восторга, он, Григорий, гоняет по льду с другими
хлопцами. Ковзалки, или, по-русски сказать, коньки, - самодельные, просто
деревянные чурбашки с прикрепленной к ним проволокой. Но какую же радость
доставляют они! Ни с чем не сравнимую! Радость стремительного движения.
Тетя Паша вздохнула еще раз. Потом она заговорила спокойно и
рассудительно, изредка вкусно позевывая. От одного этого позевывания
спокойнее становилось на душе.
Григорий почти и не вдумывался в смысл слов. Просто рядом журчал и
журчал ручеек. Казалось, он перебирает на бегу круглые обкатанные камешки.
И каждый камешек был звуком "о".
Думая об этом, мальчик заснул.


ДОБРЫЙ ФОНАРЬ

Но почти каждую ночь - и это было нестерпимо - он заново переживал
взрыв мины. Вскидывался с криком и минуту или две не мог понять, где он и
что с ним.
Теперь он не мог спать в темноте. Вернее, пробуждаться в темноте. Ужас
пробуждения затягивался. Вскинувшись ночью, он должен был обязательно
видеть свет.
Когда в палате начинали готовиться ко сну, Григорий жалобно просил
медсестру:
- Тьотю, не выключайтэ!
Но делать этого было нельзя: свет люстры мешал соседям. Был, правда,
ночник, стоявший на полу. Григорий не видел его, так как лежал на спине.
Проснувшись, различал лишь слоистый мрак над собой. И этот мрак давил,
давил...
Не сразу разобрались в этих его "капризах". Наконец кровать Григория
повернули так, чтобы он мог видеть окно перед собой.
То было очень высокое, чуть ли не до потолка, окно. Днем за ним
сверкало море, ночью горел фонарь на столбе.
Григорий полюбил фонарь. В трудные минуты тот неизменно помогал,
круглое сияющее лицо его, чем-то напоминавшее лицо Володьки, ободряюще
выглядывало из-за подоконника. "Не бойся, хлопче, не надо бояться! -
словно бы говорил добрый фонарь. - Все хорошо, все нормально. Ты не в
гробу и не в подводном гроте! Ты в больнице, а я тут, рядом с тобой..."


"ДОКТОРША РАЗРЕШИЛА..."