"Виктория Платова. Любовники в заснеженном саду (Том 1)" - читать интересную книгу автора "Возможно - да, возможно - нет". Дурацкое выражение, восемь лет назад
привезенное ими из свадебного путешествия, из итальянской Мантуи, где они зачали Никиту-младшего. Никите хотелось думать, что в Мантуе, хотя сразу же после Италии, в коротком, дышащем в затылок промежутке, были Испания и Португалия, но... "Возможно - да, возможно - нет" - дурацкое выражение, украшающее эмблемы княжеского дома Гонзаго. Никиты-младшего больше нет, а лабиринты остались. Они до сих пор скитаются в этих лабиринтах - Инга и Никита - до сих пор. Боясь наткнуться друг на друга. И все равно натыкаются. Еще чаще они натыкаются на вещи Никиты-младшего, на его игрушки - целое стадо гоночных машинок со счастливым номером Шумахера, кирпичики "Лего", роботов-трансформеров, безвольную мягкую фауну, набитую синтепоном... Автоматы, пистолеты, недоукомплектованные подразделения солдатиков, паззлы, книжки... Инга до сих пор читает эти книжки - вслух, в гулкой пустой детской, - и тогда Никите начинает казаться, что она помешалась. "Возможно - да, возможно - нет", говорит в таких случаях Инга. Это те немногие слова, которые она все еще говорит ему. А Она и вправду похожа на Ингу. Должно быть, Инга такой и была - до встречи с Никитой. Длинноволосая ухоженная блондинка двадцати трех лет, никаких мыслей о родах, после которых так разносит бедра. Аккуратно вырезанные ноздри, аккуратно вырезанные губы, надменная тень капитолийской волчицы в глазах - сестры-близнецы, да и только! Вот только Инга выскочила замуж за первого другого, совсем не такого симпатичного лошка-мужа... А Она, не будь дурой, взнуздала самого перспективного жеребца в бизнес-табуне - пусть немолодого, но под завязку упакованного. Его, Никиты, нынешнего хозяина. Вдовца. Теперь уже - вдовца. Но он об этом еще не знает. И никто не знает. Никто, кроме Никиты. Надо же, дерьмо какое! Хозяйская жена в хозяйской ванной - с аккуратной дыркой во лбу. И он, Никита, на пороге. Его не должно быть здесь, в этой ванной, отделанной под мрамор и такой стерильной, что даже кокетливое биде кажется выпаренным в автоклаве. Его не должно быть здесь, - и он здесь. Дерьмо, дерьмо, дерьмо!... Все так же не отрывая взгляда от розовой от крови воды, в которой парило Ее тело, Никита сбросил кроссовки и на цыпочках двинулся к джакузи. Носки сразу же промокли - от почти незаметных крошечных лужиц на мраморном патрицианском полу. Вода была еще теплой. Парное молоко, сказала бы Инга. Но она давно не говорит об этом. Табу. У них много слов-табу: парное молоко, вода, озеро, кувшинки, песок, дети, мальчик, август, воскресенье, мой малыш, смеяться, крошка Вилли-Винки потерял ботинки, я люблю тебя... Никто больше не говорит Никите: "Я люблю тебя". Ему говорят: "Ты - убийца собственного сына". Ему говорят об этом, даже когда молчат. Ему говорят об этом, даже не произнося имени вслух: ведь его собственное проклятое имя - это благословенное имя Никиты-младшего. Имя - табу. Больше |
|
|