Сергей Юрьевич Кусков
Сорок пять на шестьдесят

1

В маленьком номере домодедовской гостиницы человек разговаривал с Богом.

Странный это был разговор. Человеку казалось, что он кричит, – на самом деле он спрашивал мысленно, и Бог так же мысленно ему отвечал.

А может быть, человек сам придумывал за Него ответы. Кто возьмется отличить свои мысли от чужих после бутылки водки и полутора стаканов портвейна?

– Ты, который сущий на небесах! Есть Ты или нет, отвечай!

Есть ли Бог, нет ли Его – раньше это интересовало человека даже меньше, чем есть ли жизнь на Марсе. Теперь ему мучительно хотелось, чтобы был Кто-то, Кто ответит за случившееся.

– Я есть. Спрашивай, Я отвечу, – отозвалось у человека в голове.

– Почему так?! Этим рейсом летели сто шестьдесят человек! Понимаю, кто-то должен был погибнуть, но почему именно они?!

Человек был к Богу несправедлив. Погибли не только его жена и сын.

У самолета, летевшего из Антальи, не вышло правое шасси. Летчики больше часа кружили над аэродромом, вырабатывая горючее, а затем посадили машину на две точки и вели ее по полосе, пока хватало скорости. Потом крыло чиркнуло по земле, самолет снесло с полосы, ударило правым бортом о будку радиолокационной станции; метров через сорок он остановился. Погибли стюардесса и мужчина, сидевший в переднем ряду у окна, – в это место пришелся удар. Погиб один из двоих, находившихся в будке; другой лежал в реанимации, и прогнозы врачей были неутешительные.

Когда экипаж и спасатели уже выводили из самолета пассажиров, от случайной искры вспыхнул керосин – его остатки вытекали из пробитого бака. Кого-то обожгло; кто-то вывихнул ногу, прыгая с высоты на землю; переломов не было. Жена с сыном не могли выбраться сами, их зажало покореженными креслами. Двое спасателей пытались им помочь, и в это время взорвался топливный бак. Погибли все четверо.

Чтобы видеть лицо собеседника, человек поставил на стол, прислонив обратной стороной к бутылке из-под водки, маленькую иконку. Прямоугольник из ситалла – электроизоляционной керамики – с напыленным металлическим слоем, на котором методом фотолитографии выполнено изображение.

Иконка была уменьшенной копией другой, знаменитой на весь мир. Портретное сходство имелось, а передать выражение лица на маленькой копии не удалось. Если судить не по внешности, а по выражению, лицо на иконе принадлежало не тому Богу, который дружил с рыбаками и учил любить ближнего, а другому, суровому и ветхозаветному, тому, что выгнал из рая Адама и Еву. Выгнал сгоряча, несправедливо, потому что не их, а змея надо было гнать, и не тогда, когда всё произошло, а парой дней раньше.

Иконку подарила ему дочь погибшего пассажира, что сидел впереди. Она приезжала вместе с мужем, вместе же они ходили на опознание, где вели себя довольно спокойно.

– Отец никогда не видел моря, – говорила она, – то есть, моря на юге. На севере-то сколько угодно, он там служил, а у теплого моря не был. А в последнее время стали появляться деньги, ну, вот он и подкопил перед пенсией. Говорил: увижу Средиземное море, а там и помереть можно, – она не удержалась и всхлипнула. – Как в воду глядел.

Деньги и у них с Машей тоже стали появляться лишь в последнее время, до этого не жили, а выкручивались. На троих не хватило, и он отправил в Турцию жену с сыном: Мишка тоже очень хотел увидеть море.

– Молитесь, будет легче, – сказала женщина, отдавая ему икону.

Они с мужем, закончив формальности, улетали тем же самолетом, которым авиакомпания отправляла гроб. Человеку тоже предлагали доставить гробы по воздуху, и самому лететь, но он решительно отказался:

– Хватит с них, налетались. Да и я на самолет сяду не раньше, чем их похороню.

– Вы на поезде приехали? – спросил его представитель авиакомпании.

– Нет. У меня своя машина.

– Между прочим, ехать на автомобиле по статистике еще опаснее, чем лететь.

– Плевал я на статистику, – ответил человек. – Машину я веду сам, а в воздухе от меня ничего не зависит.

Гробы отправили грузобагажом по железной дороге. Представителю пришлось ехать на вокзал, его планы сбились, и завершение бумажных дел перенесли на следующий день. Вечером, оставшись в номере, человек попробовал молиться, но никаких молитв он не знал, кроме "Отче наш, иже еси на небесех", и то в этом месте на языке вертелось "на небеси" – чтоб в рифму. А произнести "Да святится имя Твое" он не мог, потому что если, как утверждают попы, ни один волос не упадет с головы человека без воли Всевышнего, что же тогда говорить о падении самолета с небес?

Вдобавок он не ощущал святости, исходящей от иконы, потому что сам работал в цехе, где эти иконы делались.

Человек работал на установке вакуумного напыления, в которой на ситалловые пластинки размерами сорок пять на шестьдесят миллиметров осаждался тонкий слой металла. Затем на линии фотолитографии формировали рисунок печатных проводников, пластины разрезали лазером и на готовых подложках собирали микросхемы для электронных блоков ядерных ракет средней дальности. Из каждой сотни подложек получалось не более тридцати микросхем, остальные уходили в брак.

Потом не стало ракет, потом в стране исчезла собственная электроника, и, чтобы загрузить оборудование, на ситалловых подложках стали делать иконы. Из одной пластины получалось не четыре микросхемы, а только одна иконка, зато выход годных был почти стопроцентный: точечные дефекты перестали быть браковочным признаком.

Кто-то называл это "конверсией", кто-то – "технической деградацией". Скорее всего, правы были и те, и эти: одно другому не мешает.

Когда человек понял, что молитва не помогает, он вернулся к проверенному средству – водке. Она помогла, хотя и не сразу. Утром он маялся похмельем, и это тоже было лучше, чем пустота в душе, которую он непрерывно ощущал с того момента, как ему сообщили о катастрофе. Правда, пришлось поправлять самочувствие пивом, из-за чего он не смог выехать сразу, как покончил с формальностями, и остался еще на день. А вечером уже и водка не помогала, и тогда человек решил добавить крепленого вина. Специально взял самое дешевое, чтоб пробрало, и на середине второго стакана призвал Бога к ответу.

– Зачем Ты это сделал?!

– Это испытание, – мысленно ответил Бог.

– Для них?!

– Нет. Для тебя.

– Но зачем?!!

– Так надо. Я испытываю некоторых из вас время от времени. Вот, сейчас тебя.

– Ну, хорошо, – подумав, согласился человек. – Хочешь испытывать – испытывай. Но они-то причем?!

– А ты бы как хотел?

– Как угодно. Но их не трогай! Слышишь, Ты?!!

Бог не отвечал.

– Молчишь? – продолжал человек. – Ты не Бог. Если Ты сделал это нарочно, Ты убийца! А если Ты не сумел придумать как-нибудь по-другому, ты просто дешевка!

Снова Бог ничего не ответил, и тогда человек, потеряв терпение, мысленно закричал:

– Ты, дешевка! Выходи, я не могу с тобой так разговаривать!!

Человек резким движением опрокинул иконку лицом вниз – от удара хрупкая керамика треснула, но он не заметил. Потом схватил стакан с вином и залпом выпил.

Бывает, что в горле пересыхает даже от мысленного крика.

Бог появился перед человеком, пройдя сквозь стену из соседнего номера.

Бог был в белом халате. В это Свое пришествие Он работал врачом-психологом службы спасения.

Явлению из стены человек не удивился: после бутылки водки и двух стаканов портвейна и не такое увидишь. А этого он уже здесь встречал. Ну, точно, на опознание приходил вместе с ними. Врач, как его… психопат, психиатр… в общем, псих. Если он у них еще и богом работает, понятно, с чего самолеты падают.

– Пришел? Пить будешь? – спросил человек. Не дожидаясь ответа, он взял с тумбочки второй стакан и налил в него вина почти до краев. – Ну, поминай, если больше ничего не смог сделать.

Бог сел на свободный стул, взял стакан и медленно выпил. Пустой стакан поставил на стол и сказал:

– Вообще-то спирт не относится к веществам, улучшающим память. Это я вам как врач говорю.

Человек молча взял свой стакан, слил в него остатки вина и так же молча, с разворота, сильно и страшно ударил бога пустой бутылкой по голове. Осколки стекла, брызги вина и крови разлетелись по всему номеру; от резкого движения качнулся стол, стакан с вином упал набок. Бог рухнул со стула на пол.

– Ты даже себя не смог защитить, – сказал человек, глядя в стекленеющие глаза. И в голове его отозвалось: "Это было бы против всего, чему Я вас учил".

Умирающий Бог сделал человеку последний подарок: убрал без остатка хмель из головы. Сейчас, на трезвую голову, человек отчетливо понимал, что он сделал. Убил врача, который, скорее всего, пришел ему помочь, – а иначе с чего бы он оказался в номере? Убил в пьяной ссоре; так в стране совершаются две трети убийств, и почти все они раскрываются.

Шансов у него практически нет, с его-то нулевым опытом заметания следов. Конечно, не факт, что сажают всегда именно того, кто убил. Всерьез рассчитывать на такую везуху не стоит, ну, а там посмотрим. Сейчас главное – успеть похоронить своих, пока не взяли. Потом – будь что будет.

Человек все же сделал то, что очевидно любому читателю детективов. Он осторожно выглянул в коридор – там никого не было. Дверь соседнего номера, в котором жил психолог, оказалась незапертой, и внутри тоже не было никого; судя по всему, психолог жил там один. Человек перенес туда труп, свалил в кресло, а комнату, выходя, запер и взял с собой ключ. В своем номере он собрал осколки стекла, какие смог найти. Позаимствованным у врача полотенцем протер пятна крови и вина; полотенце и осколки сложил в полиэтиленовый пакет, туда же сунул ключ от комнаты с трупом. Потом собрал вещи, сдал свой номер, вышел из гостиницы и направился на стоянку. Проходя мимо мусорных контейнеров, он бросил в один из них пакет с уликами.

Человек проехал тысячу триста километров за девятнадцать часов, с тремя остановками, и был дома вечером следующего дня.