"Александр Николаевич Плотников. Визитная карточка флота (Роман) " - читать интересную книгу автора

невозможно оторвать взгляд, знай наверняка: он идет под русским флагом>, -
писал недавно один английский журналист, а уж британцы издавна знают толк
в кораблестроении и мореплавании.
Вот и сейчас, угадывая опытным глазом будущую красу среди аляповатого
хаоса лесов, окружающего мачты и ярусы рубок, Урманов представлял, сколько
восхищенных и завистливых взглядов выпадет на долю <Горделивого> в
морях-океанах.
<Мы с тобой будем добрыми друзьями, верно, парень? - мысленно, словно
к одушевленному существу, обратился к кораблю его будущий командир. -
Станем понимать друг друга с полуслова...>
- Объясняетесь в любви, командир? - заметив его беззвучно шевелящиеся
губы, добродушно усмехнулся контр-адмирал. - Таким бы сам адмирал Ушаков
не погнушался покомандовать. Считай, что ты вытащил счастливый билет,
Сергей Прокофьевич.
- Мне с детства везет, - ответил ему Урманов.
Буксиры между тем подвели крейсер к причалу монтажного цеха и
пришвартовали лагом к тому месту, где ему предстояло стоять до тех пор,
пока не соберут и не апробируют последний механизм. Только после этого
поднимется на его гафеле государственный флаг и крейсер отправится в
первое свое плавание на ходовые испытания.
С носа и кормы на стенку подали широкие грузовые сходни, и директор
пригласил гостей на палубу.
- Прошу только поберечь фраки, - пошутил он. - Флотской чистоты пока
не гарантируем!
Следом за директором ступил на трап секретарь горкома, за ним
контр-адмирал Русаков. Сергей Урманов шел четвертым, и вряд ли кто другой
испытывал такой же щемящий душу трепет. Только тот, кому довелось пройти
весь тернистый путь от скромного лейтенантского поста до командирского
мостика, может оценить тот момент, когда впервые поднимаешься на борт
своего корабля. СВОЕГО - в высшем морском смысле этого слова, ибо для
каждого матроса и офицера экипажа он тоже свой, но для командира он СВОЙ в
превосходной степени.
Носовая палуба была широкой и пустынной, как не залитый на зиму
каток, еще не смонтировали ракетные установки, орудийные башни
универсального калибра, отсутствовало даже шпилевое хозяйство. Но опытному
морскому глазу нетрудно было заметить выступающие выше настила шаровые
погоны и станины будущего грозного оружия.
По наружному трапу навстречу гостям торопился Павел Русаков, полы его
расстегнутого пиджака разлетелись, на одной красовалось яркое суричное
пятно. Он был возбужденный, какой-то взъерошенный, даже зачесанные обычно
на пробор русые волосы стояли торчком.
- Милости прошу в кают-компанию, товарищи! - без предисловия выпалил
он.
Кают-компания походила пока на железный ангар с круглыми дырами
незастекленных иллюминаторов, гулко отдавались в ней звуки шагов.
Посредине желтовато-рябой загрунтованной, но еще не покрытой линолеумом
палубы стоял раскладной стол, на котором теснились граненые стаканы,
наполненные шампанским.
- Шампанское дуть стаканами! - в притворном отчаянии шлепнул себя
ладонью по лбу директор. - Что за вкус у тебя, Павел Иванович!