"Плутарх. Никий и Красс " - читать интересную книгу автора

Часто при распрях почет достается в удел негодяю {24}.

Так вышло и тогда: народ, расколовшись на две партии, развязал руки
самым отъявленным негодяям, в числе которых был Гипербол из Перитед. Не сила
делала этого человека дерзким, но дерзость дала ему силу, и слава, которой
он достиг, была бесславием для города. Гипербол полагал, что остракизм ему
не грозит, понимая, что ему подобает скорее колодка. Он надеялся, что после
изгнания одного из двух мужей он, как равный, выступит соперником другого;
было известно, что он радуется раздору между ними и восстанавливает народ
против обоих. Сторонники Никия и Алкивиада поняли этого негодяя и, тайно
сговорившись между собой, уладили разногласия, объединились и победили, так
что от остракизма пострадал не Никий и не Алкивиад, а Гипербол. Народ
сначала весело смеялся, но затем вознегодовал, находя оскорбительным
злоупотреблением применять такую меру к человеку бесчестному: ведь и
наказанию присуща своего рода честь. Считали, что для Фукидида, Аристида и
подобных им лиц остракизм - наказание, для Гипербола же - почесть и лишний
повод к хвастовству, поскольку негодяй испытал ту же участь, что и самые
достойные. У комика Платона где-то так и сказано про него.

Хоть подлость в нем достойна наказания,
Да слишком много чести для клейменого:
Суд черепков не для таких был выдуман.

С тех пор вообще никого не подвергали остракизму, Гипербол был
последним, первым - Гиппарх из Холарга, состоявший в каком-то родстве с
тиранном {25}.
Но судьба - вещь загадочная и разумом не постижимая. Ведь если бы во
время суда черепков Никий отважился выступить против Алкивиада, то либо
победил бы и жил без тревог, изгнав соперника, либо, побежденный, удалился
бы, не дожидаясь бедствий, постигших его потом, и слава отличного полководца
осталась бы при нем. Я знаю, что, по словам Феофраста, Гипербол отправился в
изгнание из-за ссоры Алкивиада с Феаком, а не с Никием, однако большинство
писателей излагает эту историю именно так, как я здесь.
12. Никию не удалось отговорить афинян от похода в Сицилию, к которому
их склоняли послы Эгесты и Леонтин. Сильнее Никия оказался честолюбивый
Алкивиад, который еще до созыва Собрания воодушевил толпу своими
многообещающими планами и расчетами, так что и юноши в палестрах, и старики,
собираясь в мастерских и на полукружных скамьях, рисовали карту Сицилии,
омывающее ее море, ее гавани и часть острова, обращенную в сторону Африки.
На Сицилию смотрели не как на конечную цель войны, а как на отправной пункт
для нападения на Карфаген, для захвата Африки и моря вплоть до Геракловых
столпов. Все настолько увлеклись этим, что мало кто из влиятельных лиц
выражал сочувствие доводам Никия. Люди обеспеченные не высказывали вслух
своих мыслей из страха, что их упрекнут в нежелании нести расходы по
снаряжению судов. Никий, однако, не отказывался от борьбы, и даже после
того, как афиняне проголосовали за войну и выбрали его первым стратегом
вместе с Алкивиадом и Ламахом, он, выступив на следующем заседании Народного
собрания, с мольбой отговаривал их и, заканчивая речь, упрекал Алкивиада в
том, что ради личных выгод, из честолюбия тот ввергает свой город в грозные
опасности войны за морем. Но все было напрасно. Опытность Никия казалась