"Плутарх. Агесилай и Помпей " - читать интересную книгу автора

пределах самых чтимых святилищ отдельно от своих спутников, делая богов
свидетелями и очевидцами таких поступков, которые мы обычно совершаем в
уединении, избегая чужих взоров. Среди многих тысяч воинов трудно было бы
найти такого, у которого постель была бы проще и дешевле, чем у Агесилая. К
жаре и холоду он был настолько безразличен, как если бы один лишь он был
создан, чтобы переносить любые перемены погоды, посылаемые богами. Но самым
приятным зрелищем для греков, населяющих Азию, было видеть, как полководцы и
наместники, обычно невыносимо гордые, изнеженные богатством и роскошью, с
трепетом угождают человеку в простом, поношенном плаще и беспрекословно
меняют свое поведение, выслушав от него лишь одно по-лаконски немногословное
замечание. При этом многим приходили на ум слова Тимофея:

Арес - тиранн, а золота Эллада не страшится.

15. В то время Азия сильно волновалась и склонна была к отпадению от
персов. Агесилай навел порядок в азиатских городах и придал им надлежащее
государственное устройство, не прибегая к казням и изгнанию граждан. Затем
он решил двинуться дальше, чтобы, удалив войну от Греческого моря, заставить
царя сразиться за его собственную жизнь и сокровища Суз и Экбатан и таким
образом лишить его возможности возбуждать войну среди греков, сидя спокойно
на своем троне и подкупая своекорыстных искателей народной благосклонности.
Однако в это время к нему прибыл спартанец Эпикидид с известием, что Спарте
угрожает опасная война в самой Греции и что эфоры призывают его, приказывая
прийти на помощь согражданам.О, скольких тяжких бед виной вы, эллины! {15}
Ибо каким еще словом можно назвать эту зависть, эти объединения и
вооруженные приготовления греков для борьбы с греками же - все то, чем они
сами отвратили уже склонившееся на их сторону счастье, обернув оружие,
направленное против варваров, и войну, ведущуюся вдали от Греции, против
самих себя? Я не согласен с коринфянином Демаратом {16}, сказавшим, что все
греки, не видевшие Александра сидевшим на троне Дария, были лишены
величайшего наслаждения. Я полагаю, им бы скорее нужно было плакать при
мысли, что полководцы эллинов, сражавшиеся при Левктрах, Коронее, Коринфе,
являются виновниками того, что честь эта выпала на долю Александра и
Македонии. Из всех поступков Агесилая нет более славного, чем это
возвращение, - нельзя найти лучшего примера справедливости и повиновения
властям. Ибо если Ганнибал, когда он находился в отчаянном положении и когда
его уже почти вовсе вытеснили из Италии, лишь с большим трудом повиновался
тем, кто призывал его для защиты родины; если Александр при известии о
сражении между Антипатром и Агидом сказал с усмешкой: "Похоже, друзья, что в
то время, как мы побеждаем Дария, в Аркадии идет война мышей" {17}, - то как
не считать счастливой Спарту, когда Агесилай проявил такое уважение к
отечеству и почтительность к законам? Едва успела прийти к нему скитала, как
он отказался и от блестящих успехов, и от могущества, и от заманчивых надежд
и, оставив "несвершенным дело" {18}, тотчас же отплыл. Он покинул своих
союзников в глубокой печали по нем, опровергая слова Эрасистрата, сына
Феака, о том, что лакедемоняне лучше в общественных, афиняне же в частных
делах. Ибо если он проявил себя прекрасным царем и полководцем, то еще более
безупречен и приятен был как товарищ и друг для тех, кто находился с ним в
близких отношениях.
Так как персидские монеты чеканились с изображением стрелка из лука,