"Плутарх. Демосфен и Цицерон " - читать интересную книгу автора

искусству речи, чтобы поправить собственные дела, а впоследствии, достигши
мастерства и силы, стал первым уже в состязаниях на государственном поприще
и превзошел всех своих сограждан, поднимавшихся на ораторское возвышение. А
между тем в первый раз народ встретил его недовольным шумом и осмеял за
необычное строение речи, периоды которой казались запутанными и сбивчивыми,
а доводы натянутыми и неестественными. К этому присоединялись, сколько можно
судить, слабость голоса, неясный выговор и, наконец, короткое дыхание,
которое, разрывая периоды, нарушало смысл произносимого. Демосфен перестал
бывать в Собрании, и однажды, когда он уныло бродил по Пирею, его заметил
Эвном из Фрии, уже глубокий старик, и выбранил за то, что, владея даром
слова, почти таким же, как у Перикла, он по робости и безволию изменяет
самому себе, если не оказывает решительного сопротивления толпе и не готовит
для борьбы свое тело, но позволяет ему увядать от безделия и изнеженности.
7. Однако ж, как сообщают, и новая попытка Демосфена успеха не имела, и
тут, когда в полном отчаянии, закрывши от стыда лицо плащом, он отправился
домой, его пошел проводить актер Сатир, близкий его приятель. Демосфен стал
ему жаловаться, что из всех ораторов он самый трудолюбивый и отдает
красноречию чуть ли не все силы без остатка, а народ знать его не желает,
между тем как пьяницы, мореходы {14} и полные невежды всегда находят
слушателей и не сходят с возвышения. "Верно, Демосфен, - отвечал Сатир, - но
я быстро помогу твоей беде. Прочти-ка мне, пожалуйста, наизусть какой-нибудь
отрывок из Эврипида или Софокла". Демосфен прочитал, а Сатир повторил, но
при этом так передал соответствующий характер и настроение, что Демосфену и
самому этот отрывок показался совсем иным. Так он убедился, сколько
стройности и красоты придает речи "игра" {15}, и понял, что сами по себе
упражнения значат очень мало или даже вообще ничего не значат, если ты не
думаешь о том, как лучше всего преподнести и передать слушателям содержание
твоих слов. Он устроил себе в подземелье комнату для занятий, которая цела и
до нашего времени, и, неукоснительно уходя туда всякий день, учился
актерской игре и укреплял голос, а нередко уединялся и на два-три месяца
подряд, выбрив себе половину головы, чтобы от стыда невозможно было выйти
наружу, даже если очень захочется.
8. Но этого мало - любую встречу, беседу, деловой разговор он тут же
превращал в предлог и предмет для усердной работы. Оставшись один, он
поскорее спускался к себе в подземелье и излагал последовательно все
обстоятельства вместе с относящимися к каждому из них доводами. Запоминая
речи, которые ему случалось услышать, он затем восстанавливал ход
рассуждений и периоды; он повторял слова, сказанные другими или же им самим,
и придумывал всевозможные поправки и способы выразить ту же мысль иначе.
Отсюда возникло мнение, будто Демосфен мало одарен от природы и все его
мастерство, вся его сила добыты трудом, и вот что, казалось, подтверждало
это мнение с большой убедительностью: очень трудно было услышать Демосфена
говорящим без подготовки {16}, но, сидя в Собрании, где народ часто
выкрикивал его имя, он никогда не выступал, если не обдумал и не составил
речь заранее. Над этим потешались многие из вожаков народа и искателей его
благосклонности, а Пифей однажды сострил, что, дескать, доводы Демосфена
отдают фитилем. "Фитили моей и твоей лампы, любезнейший, видят совсем не
одно и то же", - язвительно возразил ему Демосфен. Но вообще-то он и сам
признавался, что, хотя не пишет всей речи целиком, никогда не говорит без
предварительных заметок. При этом он доказывал, что человек, который