"Эдгар Аллан По. Тысяча вторая сказка Шехерезады" - читать интересную книгу автора

близости от ложа царственных супругов, чтобы можно было без труда
переговариваться; и незадолго до первых петухов сумела разбудить доброго
государя, своего супруга (который относился к ней ничуть не хуже из-за того,
что наутро намеревался ее удавить), итак, она сумела (хотя он благодаря
чистой совести и исправному пищеварению спал весьма крепко) разбудить его,
рассказывая сестре (разумеется, вполголоса) захватывающую историю (если не
ошибаюсь, речь там шла о крысе и черной кошке). Когда занялась заря,
оказалось, что рассказ не вполне окончен, а Шехерезада, натурально, не может
его окончить, ибо ей пора вставать и быть удавленной - процедура едва ли
более приятная, чем повешение, хотя и несколько более благородная.
Здесь я вынужден с сожалением отметить, что любопытство царя взяло верх
даже над его религиозными принципами и заставило его на сей раз отложить до
следующего утра исполнение обета, с целью и надеждой услышать ночью, что же
сталось наконец с крысой и черной кошкой (кажется, именно черной).
Однако ночью леди Шехерезада не только покончила с черной кошкой и
крысой (крыса была голубая), но как-то незаметно для себя пустилась
рассказывать запутанную историю (если не ошибаюсь) о розовом коне (с
зелеными крыльями), который скакал во весь опор, будучи заведен синим
ключом. Эта повесть заинтересовала царя еще больше, чем первая, а поскольку
к рассвету она не была окончена (несмотря на все старания царицы быть
удавленной вовремя), пришлось еще раз отложить эту церемонию на сутки. Нечто
подобное повторилось и в следующую ночь с тем же результатом; а затем еще и
еще раз, так что в конце концов наш славный царь, лишенный возможности
выполнять свой обет в течение целых тысячи и одной ночи, либо забыл о нем к
тому времени, либо снял его с себя по всем правилам, либо (что всего
вероятнее) послал его к черту, а заодно и своего духовника. Во всяком
случае, Шехерезада, происходившая по прямой линии от Евы и, должно быть,
полнившая по наследству все семь корзин россказней, которые эта последняя,
как известно, собрала под деревьями райского сада. - Шехерезада, говорю я,
одержала победу, и подать на красоту была отменена.
Такая развязка (а именно она приведена в общеизвестном источнике)
несомненно весьма приятна и прилична - но увы! - подобно очень многим
приятным вещам скорее приятна, чем правдива; возможности исправить ошибку я
всецело обязан "Таклинетли". "Le mieux, - гласит французская пословица, -
est l'ennemi du bien"; [Лучшее - враг хорошего (франц.)] и, сказав, что
Шехерезада унаследовала семь корзин болтовни, мне следовало добавить, что
она отдала их в рост, и их стало семьдесят семь.
- Милая сестрица, - сказала она в ночь тысяча вторую (здесь я verbatim
[Дословно (лат.)] цитирую "Таклинетли"), - милая сестрица, - сказала она, -
теперь, когда улажен неприятный вопрос с петлей, а ненавистная подать, к
счастью, отменена, я чувствую за собой вину, ибо утаила от тебя и царя
(который, к сожалению, храпит, чего не позволил бы себе ни один джентльмен)
окончание истории Синдбада-морехода. Этот человек испытал еще множество
других, более интересных приключений, кроме тех, о каких я поведала; но мне,
по правде сказать, в ту ночь очень хотелось спать, и я поддалась искушению
их сократить - весьма дурной поступок, который да простит мне Аллах. Но
исправить мое упущение не поздно и сейчас; вот только ущипну пару раз царя и
разбужу его хоть настолько, чтобы он прекратил этот ужасный храп, а тогда
расскажу тебе (и ему, если ему будет угодно) продолжение этой весьма
замечательной повести.