"Эдгар Аллан По. "Ты еси муж. Сотворивый сие!"" - читать интересную книгу автора

говорится, служит лучшей рекомендацией.
Я уже упомянул о том, что мистер Челноук считался одним из самых
уважаемых и, несомненно, самым состоятельным человеком в Рэттлборо, а
"старина Чарли Душкине" был с ним так близок - ну, прямо брат родной! Оба
старых джентльмена жили рядом, и хотя мистер Челноук едва ли хоть раз
побывал в гостях у "старины Чарли" и, как хорошо было известно, никогда не
садился у него за стол, все же, как я только что заметил, это нисколько не
мешало их тесной дружбе: дня не проходило без того, чтобы "старина Чарли"
раза три-четыре не заглянул к соседу справиться, как дела, весьма часто
оставался завтракать или пить чай и почти ежедневно - обедать; а уж
сколько стаканчиков пропускали приятели за один присест, пожалуй, и не
сосчитаешь. Любимым напитком "старины Чарли" было шато-марго, и, глядя,
как этот почтенный джентльмен вливает себе в глотку кварту за квартой,
мистер Челноук, казалось, радовался от всей души. И вот однажды, когда
головы наполнились винными парами, а бутылки соответственно опустели,
мистер Челноук, хлопнув своего закадычного друга по спине, объявил ему:
"Знаешь, что я тебе скажу, старина Чарли? Ей-Богу, ты самый славный малый,
какого мне доводилось встречать на своем веку, и раз тебе нравится
хлестать вино этаким вот манером, так будь я проклят, если не подарю тебе
большущий ящик шато-марго! Разрази меня Бог (у мистера Челноука была
прискорбная привычка божиться, хоть он и редко заходил дальше таких
выражений, как "Разрази меня Бог" или "Ей же ей" или "Чтоб мне
провалиться"), - разрази меня Бог, - продолжал он, - если я сегодня же
после обеда не отправлю в город заказ на двойной ящик самого лучшего шато,
какое только удастся сыскать, и я подарю его тебе, да подарю! - молчи, не
возражай мне - непременно подарю, слышишь? И дело с концом! Так смотри же
- на днях тебе его привезут, - как раз тогда, когда ты и ждать-то не
будешь!" Я упомянул об этом небольшом проявлении щедрости со стороны
мистера Челноука лишь для того, чтобы показать вам, насколько близкими
были отношения двух друзей.
Так вот, в то воскресное утро, о котором идет речь, когда стало уже
совершенно ясно, что с мистером Челноуком случилось что-то неладное,
никто, по-моему, не был потрясен глубже, чем "старина Чарли Душкине". В
первую минуту, услыхав, что лошадь вернулась домой без хозяина и без
седельных вьюков, вся залитая кровью, струившейся из раны, - пистолетная
пуля пробила насквозь грудь несчастного животного, хоть и не уложила его
на месте, - услыхав об этом, он весь побелел, как будто пропавший был его
любимым братом или отцом, и задрожал всем телом, словно в тяжком
пароксизме лихорадки.
Сначала он был слишком поглощен своим горем для того, чтобы начать
действовать или обдумать какой-либо план, и даже довольно долго уговаривал
остальных друзей мистера Челноука не поднимать пока шума: лучше всего-де
подождать немного - скажем, неделю-две или месяц-другой, - авось
что-нибудь да выяснится или, глядишь, появится и сам мистер Челноук,
собственной персоной, и объяснит, почему ему вздумалось отправить лошадь
домой. Я полагаю, вам не раз случалось замечать это желание повременить,
помешкать у людей, которых гложет мучительная скорбь. Душа их словно
оцепенела, они испытывают ужас перед всяким подобием действия и ни на что
в мире не променяют возможности лежать в постели и, как выражаются пожилые
дамы, "лелеять свое горе", иными словами - все вновь и вновь оплакивать