"Эдгар Алан По. Фолио клуб" - читать интересную книгу автора

переселении душ. О самих этих откровениях и таинствах, заслуживают ли они
доверия или ложны, умолчу. Полагаю, однако, что недоверчивость наша (как
говаривал Лабрюйер {2*} обо всех наших несчастьях вместе взятых) в
значительной мере "vient de ne pouvoir etre seule" {Проистекает от того, что
мы не умеем быть одни (франц.).}. {Учение о метемпсихозе решительно
поддерживает Мерсье {3*} в "L'an deux mille quatre cents quarante", а И.
Дизраэли говорит, что "нет ни одной другой системы {4*}, столь же простой и
восприятию которой наше сознание противилось бы так же слабо". Говорят, что
ревностным поборником идеи метемпсихоза был и полковник Итен Аллен {5*},
один из "ребят с Зеленой горы".}
Но в некоторых своих представлениях венгерская мистика придерживалась
крайностей, почти уже абсурдных. Они, венгры, весьма существенно отличались
от своих властителей с Востока. И они, например, утверждали: "Душа" -
(привожу дословно сказанное одним умнейшим и очень глубоким парижанином) -
"ne demeure qu'une seule fois dans un corps sensible: au reste - un cheval,
un chien, un homme meme, n'est que la ressemblance peu tangible de ces
animaux" {Лишь один раз вселяется в живое пристанище, будь то лошадь,
собака, даже человек, впрочем, разница между ними не так уж велика
(франц.).}.
Распря между домами Берлифитцингов и Метценгерштейнов исчисляла свою
давность веками. Никогда еще два рода столь же именитых не враждовали так
люто и непримиримо. Первопричину этой вражды искать, кажется, следовало в
словах одного древнего прорицания: "Страшен будет закат высокого имени,
когда, подобно всаднику над конем, смертность Метценгерштей-на
восторжествует над бессмертием Берлифитцинга".
Конечно, сами по себе слова эти маловразумительны, если не бессмысленны
вообще. Но ведь событиям столь же бурным случалось разыгрываться, и притом
еще на нашей памяти, и от причин, куда более ничтожных. Кроме же всего
прочего смежность имений порождала раздоры, отражавшиеся и на
государственной политике. Более того, близкие соседи редко бывают друзьями,
а обитатели замка Берлифитцинг могли с бойниц своей твердыни смотреть прямо
в окна дворца Метценгерштейн. Подобное же лицезрение неслыханной у обычных
феодалов роскоши меньше всего могло способствовать умиротворению менее
родовитых и менее богатых Берлифитцингов. Стоит ли удивляться, что при всей
нелепости старого предсказания, из-за него все же разгорелась неугасимая
вражда между двумя родами, и без того всячески подстрекаемыми застарелым
соперничеством и ненавистью. Пророчество это, если принимать его хоть
сколько-нибудь всерьез, казалось залогом конечного торжества дома и так
более могущественного, и, само собой, при мысли о нем слабейший и менее
влиятельный бесновался все более злобно.
Вильгельм, граф Берлифитцинг, при всей его высокородности, был к тому
времени, о котором идет наш рассказ, немощным, совершенно впавшим в детство
старцем, не примечательным ровно ничем, кроме безудержной, закоснелой
ненависти к каждому из враждебного семейства, да разве тем еще, что был
столь завзятым лошадником и так помешан на охоте, что при всей его
дряхлости, преклонном возрасте и старческом слабоумии у него, бывало, что ни
день, то снова лов.
Фредерик же, барон Метценгерштейн, еще даже не достиг совершеннолетия.
Отец его, министр Г., умер совсем молодым. Мать, леди Мари, ненадолго
пережила супруга. Фредерику в ту пору шел восемнадцатый год {6*}. В городах