"Георгий Георгиевич Почепцов. История русской семиотики до и после 1917 года" - читать интересную книгу автора

своеобразные меновые звуки для обмена рассудочными товарами, разделили
многоязыковое человечество на станы таможенной борьбы, на ряд словесных
рынков, за пределами которого данный язык не имеет хождения. Каждый строй
звучных денег притязает на верховенство, и, таким образом, языки как таковые
служат разъединению человечества и ведут призрачные войны" (Там же.
С.621).
И В.Хлебников занялся поиском более универсальных законов
создания языка, получившего у него имя "общечеловеческой азбуки". Он
замечает: "Если бы оказалось, что законы простых тел азбуки одинаковы для
семьи языков, то для всей этой семьи народов можно было бы построить новый
мировой язык -- поезд с зеркалами слов Нью-Йорк -- Москва. Если имеем две
соседние долины с стеной гор между ними, путник может или взорвать эту гряду
гор, или начать долгий окружной путь. Словотворчество есть взрыв языкового
молчания, глухонемых пластов языка" (Там же. С.624).
В качестве таких универсальных предпосылок В.Хлебников
предлагает две следующие:
"1. Первая согласная простого слова управляет всем словом --
приказывает остальным.


творческий компонент 59
2. Слова, начатые одной и той же согласной, объединяются одним и тем же
понятием и как бы летят с разных сторон в одну и ту же точку рассудка"
(Там же. С.628).
В.Хлебников предлагает результаты подобных рассуждений,
найденные им закономерности удивительным образом выполняются. Так, выделив
такие слова на "л", как "лодка", "лыжи", "ладья", "ладонь", "лапа", "лист",
"лопух", "лопасть", "лепесток", "ласты", "луч" и пр., он определяет "л" как
"уменьшение силы в каждой точке, вызванное ростом поля ее приложения.
Падающее тело останавливается, опираясь на достаточно большую поверхность"
(Там же. С.629).
В.Хлебников расписывает подобным образом 19 звуков своей
общечеловеческой азбуки. Тем самым он выполняет запланированную для себя
задачу, которую сформулировал следующим образом: "Разрушать языки осадой их
тайны. Слово остается не для житейского обихода, а для слова" (Там
же. С.605). Или в другом месте: "Отделяясь от бытового языка, самовитое
слово так же отличается от живого, как вращение земли кругом солнца
отличается от бытового вращения солнца кругом земли. Самовитое слово
отрешается от призраков данной бытовой обстановки и, на смену самоочевидной
лжи, строит звездные сумерки" (Там же. С.624).
В.Хлебников даже функционально объединяет звук и оружие: "вот из
темноты донеслось знакомое имя, и сразу стало ясно: идут свои. "Свои!"
доносится из темноты с каждым словом общего языка. Язык так же соединял, как
знакомый голос. Оружие -- признак трусости. Если углубиться в него, то
окажется, что оружие есть добавочный словарь для говорящих на другом языке
-- карманный словарь" (Там же. С.625).
И постоянно пытается вывести на первое место значимость звука, а не
только содержание, и в конкретном словотворчестве, когда он создает новые
слова, и в своих теоретических рассуждениях об этой стороне языка. Поэтому
он может заявить: "Слово живет двойной жизнью. То оно просто растет как