"Георгий Георгиевич Почепцов. История русской семиотики до и после 1917 года" - читать интересную книгу автора

в России. Одна из глав книги поэтому носит название "Европейничанье --
болезнь русской жизни". Петр в этом представлении любил и ненавидел Россию,
поэтому "русская жизнь была повернута на иностранный лад" (С.266). Модель
этого заимствования шла от верхних слоев к низшим, от наружности -- до
"самого строя чувств и мыслей".
Н.Данилевский видит такие три варианта, по которым протекало
заимствование:
1. Замена форм быта;
2. Заимствование иностранных учреждений ("с мыслью, что хорошее в одном
месте должно быть и везде хорошо" -- С.267);
3. Взгляд на внутренние и внешние вопросы с точки зрения западной.
Последнее он трактует чисто семиотически как "рассматрнвание их в
европейские очки, поляризованные под европейским углом наклонения, причем
нередко то, что должно бы нам казаться окруженным лучами самого
блистательного света, является совершенным мраком и темнотою и наоборот"
(С.268).
Аргументация по каждому из этих пунктов также идет чисто семиотическая.
Так, замена форм народного быта, по его мнению, приводит к трудностям в
развитии искусства, особенно пластического. Он спрашивает: "Если бы не
простые и благородные формы греческой туники (так величественно
драпировавшей формы тела, прикрывая, но не скрывая, а тем более не уродуя
их), могла ли бы скульптура достигнуть того совершенства, в котором мы
находим ее в Афи-


цивилизационный компонент 71
нах, в век Перикла, и долго еще после него?" (С.268). Скульптура
новейших народов, как он считает, может теперь влачиться только по
подражательной колее. Н.Данилевский приводит следующий-
пример: величественная статуя в честь адмирала Лазарева вступает в
противоречие с подробностями одежды -- "ее мундирный фрак с фалдочками,
панталоны в обтяжку, коротенькие ножны морского кортика... (...) В
колоссальных размерах европейский костюм, которым судьба и нас наградила, --
колоссально смешон" (С.269-270).
Статуя Наполеона, по его мнению, символизирует величие только за счет
привнесенного в нее, человек, не знакомый с историей, подобного символизма в
ней не увидит:
"Сюртучок и шляпа сделались в наших глазах символами двадцати побед --
эмблемою несокрушимой воли и воинского гения" (С.269). И очень важно
продолжение этого мнения -- "тогда как, для того чтобы восхищаться дошедшими
до нас статуями римских императоров, нет надобности, чтобы они изображали
Цесаря или Траяна и чтобы нам была известна эпопея их жизни: какой-нибудь
Дидий Юлиан или даже Калигула произведут то же впечатление" (С.269).
Н.Данилевский прослеживает подобное же влияние и в области
драмы, музыки, архитектуры. С другой стороны, защищая самобытные формы, он
подчеркивает, что в народной одежде также присутствует определенный
динамизм, а не чистая статика. "Она есть тип, который изменяется,
разнообразится, украшается, смотря по общественному положению, состоянию,
вкусу, щегольству носящих, сохраняя только свои существенные
характеристические черты. Народное одеяние не предполагает непременно